Татьяна Янушевич - Мое время

но его проносит мимо, и не выскакивает он на случайной остановке, и крылатая его суть теряется где-то за трезвыми и полезными делами, оставляя рубцы своего неосуществления...

Не вкралась ли в мои изощренные помыслы еле уловимая хитрость? может быть, когда шли мы с Колькой мимо громыхающего поезда, захотелось всего-то блеснуть словечком, что-нибудь вроде "искуса озонирующей свободы"?, ну а дальше оставалось закрыть глаза и побежать...

А может быть, в поступке моем кто-нибудь да разгадал акт завершения детских игр, - ведь только кажется, что происходит оно пожизненно-плавно, на самом деле всегда есть серия барьеров, которые мы берем с тем или иным успехом; и обязательно, и не раз, возникает необходимость незамедлительно испытать себя, сейчас и сразу кинуться в жизнь, отождествляя себя с Миром, с Пространством, достичь апофеоза Преображения!

Ну и что ж, если оно окажется лишь бледным повторением Дон Кихота этого героя Тождественного, - в нашей душе непреложно дремлет знак Подобия и Повторения.

И может быть, не столь уж глупо, если один из каждой сотни мечтателей делает попытку соединить воображение и действительность, выходит на Путь, обнажив свои чувства для всякой новой Встречи.

И конечно, Поступок имеет последствия, часто они замечательно неожиданны, порой - замечательно ожидаемы.

Иногда же в поступке прямо заложен шаблонный исход: лег спать, рассчитываешь проснуться; сказал "А", требуется сказать "Б"; вышел из дома, должен вернуться; "убе-жал" из дома... Боже мой! Разомкнул заданность!

И пошел гулять Случай, куролесить, цеплять за удачу-незадачу, за причуду-чудеса...

- но где бы не водила его судьба...

по всем законам земным человек должен рано или поздно вернуться в ту же, исходную точку, в какую бы сторону он ни отправился...

а если он заплутался в параллелях, то не найдет он покоя, а лишь разочарование и тоску, и не следовало тогда ему пускаться в путь.

Возвращение же, если ты хоть немного склонен к творчеству, должно совершиться по самому высокому образцу, конечно, "Возвращение блудного сына".

Я не была нищей и разбитой, но довольно пообносилась, и ноги мои были стерты.

И вот мама моя открывает мне дверь

!

Может ли человек выдержать бoльшую радость?!

Вот она, именно та, главная Встреча!

которой, быть может, жаждало мое сердце с самого момента выхода из дома.

Вот оно - полное счастливое Прощение!

в нем одном сливаются и теряют свой смысл:

суждено, суждение, осуждение.

7. Когда утратили великое Дао...*

"Когда утратили великое Дао,

появились "человеколюбие"

и "справедливость".

А по другому прочтению:

"Добродетель появляется только после

утраты Дао, гуманность - после утраты

добродетели, справедливость - после

утраты гуманности, почтительность

после утраты справедливости".

Лао Цзы.

По всей жизни много ситуаций, когда мы - дети разных возрастов,

все больше тринадцати, четырнадцати-семнадцати и дальше лет;

редко - семи или десяти;

после тридцати - уж совсем редко...

мы - дети из одного "детсада имени Павлика Морозова" оказываемся вдруг стоящими против своих отцов

(исключительный, катастрофический случай, когда - против матери)

стоим против своих отцов в роли обвинителя и судьи... Боже, убереги нас и детей наших от такого!

Я стою перед моим отцом и высказываю ему свою обиду. Я узнала, почему он уехал от нас.

- Ты еще пожалеешь.., - стальная броня глаз его не пустила меня ни для каких объяснений.

Я объявляю о незамедлительном отъезде из Фрунзе (я жила у него, когда-то могла бы приехать и мама...)

Следующим своим шагом, - я уже в Н-ске, вхожу в наш двор...

Прямо на меня, от колонн Филиала идет "та женщина". Конечно же, это её дорога домой, я всегда ее здесь встречала. У нее лицо лермонтовской Тамары, такие рисуют трефовым дамам, я и звала ее про себя "Трефонная Дама", и она как-то "нечаянно" улыбалась...

Вот и теперь...

Мне бы мимо пройти, вскинув голову, или выкрикнуть ругательство.

Мне бы ее ненавидеть! Броситься на нее! Может быть, укусить её за горло.

А я стою и смотрю, и медленно вижу: она поняла, что я знаю; поняла, что хочу ненавидеть её; и не могу, беззащитную передо мной; хоть, слава Богу, - никакой предательской виноватости я не вижу в ее глазах; только мирную тихость несчастной женщины. Откуда мне знать это? в тринадцать лет...

Теперь я сама стала "такой женщиной", что отняла отца у чужого мальчика; я сама - "та женщина", что из гордыни своего сына может лишить отца.

Но тогда я не была снисходительной.

Стороной я узнала: у Трефонной Дамы готова диссертация, но для защиты нужно, чтобы кто-нибудь поручился за нее (- её отец репрессирован), - таких не нашлось.

Только мама моя поручилась.

Стороной же дошли пересуды: они - три сотрудницы в командировке в гостинице. Дама-Треф и другая не спали еще. Мама засыпала быстро и во сне иногда разговаривала, бывало, что плакала. Во сне только и приоткрылся клапан:

- Эта женщина - гадость, гадость...

Мы с мамой жили вдвоем тогда в Н-ске. Появилась, конечно (из взрослого житейского штампа) черная тетка с бородавкой и картами в доме, женщины, шепоты, двери стали закрываться... Еще с папиных времен у нас в буфете всегда бутылка водки на случай. Я решила пить водку. Похожу-похожу из угла в угол, хлебну, похожу-похожу... Заметила ли мама? Или ей нужно было себе объяснить?...:

- Это обычная история, когда мужчину в пятьдесят лет любят молодые женщины...

Большего не потребовалось.

Не сразу, но немножко подумав, я написала ему письмо:

"... я вспомнила твою сказку про китайца.

- Что ты плачешь? - Мать побила. - Так она же старая, слабая. Как она тебя раньше колотила, ты и то не плакал. Теперь же совсем не больно.

- То и плачу, что не больно.

Прости меня. Я не смела."

Что же с "той"? Так мы с ней слова друг другу и не сказали. Но через много лет она придет ко мне в больницу, где я буду "на волоске", и мы с ней расплачемся...

Да, некоторым из нас удается перейти из "детсада" в "начальную школу имени Натальи Львовны".

Вот "фото-материал" о ней, несколько передержанный в проявителе.

Она была гимназисткой, её отец - генералом. Она оказалась среди революционеров, он - в армии Колчака. Когда перевес был на его стороне, он стрелял в неё. Она могла бы стрелять тоже, но не стала. Когда власть получили её товарищи, она сумела укрыть его, увезла в захолустье. Много лет проработала она в северной деревне учительницей начальной школы.

Потом в Томске я познакомилась с ней.

... Брожу по городу, вхожу в тихие деревянные улицы, - где-то здесь дом, в котором я родилась...

- Куда направился, товарищ командир? - окликнула меня с лавочки бабка с клюкой.

А я и верно, дую победительским шагом, физиономия пылает вдохновением, - так иногда ходят чужаки, им чужие дома - по колено. Присаживаюсь. Прошу разрешения покурить. Она тоже достает кисет с махоркой. Закуриваем. Заводим разговор. Тут она мне и рассказала. Старики уже не таят своих историй.