Татьяна Янушевич - Мое время

- Мама! - помню губами прохладные щеки ее.

- Что же ты ревешь, дурашка?

Или стоит на перроне. И я уже вижу ее из окна вагона. Она вглядывается, вглядывается в проплывающие мимо окна, лицо напряжено ожиданьем, улыбка блуждает по лицу, но она еще не знает об этом, - они совпадут в миг, мама и ее улыбка, в тот миг, когда рама моего стекла встанет напротив, выхватит нас из общего окружения,

соединит наши взгляды.

Господи! - мелькает кромешная мысль, - а не окажись меня в окошке, и потом, когда через двери вагон вытечет весь... эта улыбка... в растерянности они уже никогда не сольются... в этот момент, верно, можно умереть...

Я кидаюсь к окну:

- Мама!

Мы смеемся с ней, восклицаем бессвязно, слабеем в объятьях друг друга. Рядом оседает вокзальный гул, гасит накал, толпа распадается стайками, разбирает чемоданы, спотыкается о тюки, еще высоко взметываются отдельные возгласы:

- Васька, сюда тащи!

Но они в иной интонации...

- Галочка, Галя, ну что там опять, давай руку...

И на спаде совсем:

- До свиданья, славно доехали, звоните...

Так мама встречала меня после первой практики, а может, я возвращалась из Фрунзе от Бати...

Дома трогала вещи, отвыкшие, несмятые моим общением, но тогда я еще имела право, хотя сама была какое-то время для них в новинку в чужеватом запахе сквозняка, так прохладно пахнут покупки.

Однако то были все ближние возвращенья.

Когда я "убегала из дома", моя сестра Ленка сказала будто невзначай:

- Хороший пловец не тот, кто может далеко уплыть в море, но тот, кто, заплыв, точно знает, когда нужно повернуть назад.

Но чужая мораль не больно-то учит.

... Знаете, я сама ведь заплывала в море. На Сахалине, на практике. Там целый месяц лили дожди, и в первый солнечный день мы всей экспедицией высыпали на берег. Море так радостно искрилось, что в жгучем его сиянии мерещились тропические острова.

- Поплыли во-он до той скалы!

И поплыли. До нее, потом люди скажут, четыре километра. Один за другим стали поворачивать обратно. Ну а я, - где же! Пловец из пловцов! Впрочем, до скалы, уже казалось, добраться ближе. Если бы не замерзла прямо "на плаву", вряд ли вернулась. Счастливо обошлось. Выловили меня на береговых камнях и засыпали горячим песком, только зубы стучали. Здоровенная была, мерки своей даже знать не хотела. Зато прославилась за доблесть. А возвращалась-то уж по-собачьи.

- Знаете, мне сестра однажды сказала... - это мы в поезде разговорились, к слову я и вспомнила историю. Мне хотелось поговорить, может быть, хотелось избыть несоразмерную длительность обратного пути, ведь я уже вся вернулась.

- Сестра вам верно сказала. Точный момент чувствовать нужно, поддержал меня Бородач, бывалый такой с виду командированный.

У нас от Москвы сразу компания подобралась, беседы с утра до вечера.

- Вот вы на Сахалине были. И я побывал не раз. Возможно, обратили внимание, что местные жители с особенным трепетом слово "материк" произносят. Все у них временно, хотя живут там всю жизнь. Люди быстро к большим деньгам привыкают. Знал я одного "артиста", как он представился, но врал много, да и встретил я его уже в непотребном состоянии. "Князь Сокoльскoй", - величал себя с двумя ударениями. Всегда в манишке с нашитой бабочкой, в длинном выбуревшем пальто, никогда не снимал, потом я видел, что и спал в нем. Про него легенды ходили, дескать, от сотенных прикуривал, поклонницы его в шампанском купали, но скорее, с его же слов. И все говорили, что он лет двадцать назад заказал контейнер, и тот до сих пор у его дома стоит. Любопытно. Алкоголик он был уже подзаборный, но контейнером и сам похвалялся. После двух-трех рюмок преподносил как великую тайну: "Погружу рояль, только меня и видели. Вспомнят Князя Сокольского! Было уж такое!.." Замечательно у него это "о" выходило, хорошо поставленным ртом, но в остальных звуках - губы словно заиграны, как говорят музыканты о пальцах. Каждый день собирался уехать. Однажды хватились, - что-то давно Князя не встречал никто. Знали бы, если б уехал. Слово за слово, стали искать. Безобидный был. Ну, кичливый, так иным даже будто и нужен был, дескать, хуже тебя есть. Да в таких захолустных местах - это ж "Образ". А тут нету. И дома у него никакого не оказалось. За городом на свалке нашли полуразбитый контейнер. Открыли. Он там в углу на тряпье вытянулся. Печка-железка стоит, миска, табурет круглый со сломанным винтом, а рояль, видно, давно уж пропил. Задним числом узнал я, что был Князь действительно музыкантом, только с именем попроще, в славе был, в Хабаровск звали его, в Иркутск, но он ждал приглашения из столицы, откуда будто в свое время расскандалившись уехал "на край света", не меньше. То ли правда, не дождался, то ли свой момент пропустил...

Бородач, похоже, не раз излагал свою занятную новеллу, мы смотрели на него во все глаза, а в купе парило: Сокольской, Князь Сокольской...

- Да таких историй и у нас сколько хочешь, - подхватил тему молодой парень, тоже видать, не лыком шитый.

- Теперь я говорю, что я из Якутии, а когда-то просто поехал туда на заработки с Северного Кавказа. Известное дело, сезон отработал, свое получил, подарки пошел покупать, ну там шкурки, конечно, известное дело, не в магазине, по дружкам. Там надо выпить, здесь отметиться, день на пятый-шестой оклемался, - ни денег, ни подарков тебе. Как возвращаться? Снова да ладом в артель или в партию, известное дело. Уж в какую глухомань забирался, где капли не сыщешь, вкалывал, как черт, а в Якутск заехал - тот же расклад. И прижиться тогда не мог, как бы вам сказать, - по яблоне под окном томился. И чувствую, чем дальше, тем и вовсе мне не выбраться. Пропаду. Прибросил варианты, подгадал, когда начальник партии в отпуск собрался, денег, говорю, мне пока не давай, весь я тут, завяжи мне глаза и провези мимо Якутска, куда захочешь, там уже не споткнусь. Хороший был мужик, вывез.

Ну я, известное дело, к матери, деньги довез, а меха, говорю, сама себе выбирай в подарок. Только чего там меха, дом совсем развалился, затеяли ставить. Сад-огород. Живу и радуюсь. Яблоки - из окна достать можно. А главное, нравится, что с людьми проще. У нас в Якутии как? Взял у Ваньки или там Петьки кусок проволоки, и ты уже друг ему навеки, не отвяжешься, будет каждый день ходить, - дай на бутылку, помнишь, я тебе кусок проволоки дал, - ну кореш, ясное дело. А здесь нанял соседей, что подсобить или достать, расплатился, по рюмке выпили, и только что здороваемся, - ты мне не сват, и я тебе ничем не обязан.

Год-другой, и потянуло меня обратно в Якутию. Правильно, к лучшему другу Ваньке. Здесь живешь бок о бок, а все врозь, душу излить некому, деловые люди кругом. Вот езжу теперь, навещаю мать раз в три года. Обосновался, женился, известное дело, на окне лимон выращиваю в ящике.