Игорь Яркевич - Свечи духа и свечи тела, Рассказы о смене тысячелетий

Просто мне хочется дойти во всем до самой сути. Как Пастернаку. Мне все мало! Мне все чего-то не хватает! Мне нужно за горизонт! Поэтому я хочу знать не только печенку и селезенку, - но и что там еще дальше, за печенкой и за селезенкой. И вообще люблю поэзию и даже ездил в Переделкино. А прозу я презираю. Проза - это внешний, не настоящий оргазм.

Люди меня в основном не понимают. Люди боятся, молят о пощаде, кричат "не надо", предлагают деньги, просят передать последние слова близким и родным, теряют сознание, убегают, а самые смелые посылают на хуй. А ведь я несу людям праздник! Праздник со стихами, музыкой и фейерверком. Хуй люди где в другом месте получат такой праздник! Я же все делаю не только для оргазма, но и для людей. Но люди боятся праздника. И не любят Чехова; люди не верят, что внутри они так же прекрасны, как и снаружи.

Чехов и поэзия всегда со мной, но учителя у меня другие. Мои учителя Микеланджело и Менделеев. Они все умели. Они умели делать, что любят и что не любят. Они никогда не успокаивались; им все было мало. Я, как и они, делаю не только, что люблю, но и многое другое тоже. Поэтому я стараюсь разрезать все. С самых разных сторон. Музыку печенки и селезенки я люблю, но разрезаю не только там, где звучит музыка печенки и селезенки, но и там. где можно услышать нелюбимую музыку пизды и поджелудочной железы. И никогда не успокаиваюсь. Сколько бы я не разрезал, - мне все мало! Я вечно в поиске, - я постоянно ищу человека, чтобы разрезать еще и еще.

А еще я хотел бы путешествовать по разным странам - новые города, новые впечатления... Встречи с интересными людьми... Но мне далеко уезжать от дома нельзя; надо соблюдать осторожность. Пока я могу путешествовать только внутри человека, - новые печенки, новые селезенки... Новая музыка... Новый Чехов. Новый внутренний оргазм.

Человек - это книга. В книге сразу видна только обложка. В человеке тоже сразу видна только пизда. Но самое интересное в книге внутри. И в человеке самое интересное внутри. В книге горят слова. И мысли. В человеке горят фонари. Красный фонарь горит, где селезенка, а зеленый - там, где печенка. Там, где поджелудочная железа, - света почти нет. Туда приходится идти наощупь. Хорошую книгу хочется читать еще и еще. Внутрь человека тоже хочется постоянно. С хорошей книгой не расстаешься. Некоторые части человека, разрезав человека и достав части, я потом ношу с собой.

Журналисты, психологи и милиция все преувеличили, - у меня нет никакой тайны. Нет плохих генов. Меня никто не бил в детстве. Просто надо любить человека! Любить его не только снаружи, но и внутри! Любить человека не только за пизду, но и за печенку и селезенку тоже. Любить не только за то, что от человека можно получить внешний оргазм, но и за те редкие моменты музыки, когда приходит внутренний оргазм. И все человеку прощать. Прощать в первую очередь отсутствие внутреннего оргазма! Предположим, разрезал человека, а музыка не звучит. Достал печенку и селезенку, - а музыки все равно почему-то нет. И нет настоящего, истинного, внутреннего оргазма. Есть только слабенький внешний оргазм. Но не надо тогда сердиться на человека! Человеку надо все простить и любить человека, как раньше. И верить в человека. Внутренний оргазм обязательно еще будет! И обязательно прозвучит Чайковский! Но уже, правда, изнутри другого человека.

Но люди меня, кажется, никогда не поймут. Люди не хотят видеть во мне Микеланджело и Менделеева. Люди обзывают меня падлой, мразью, серийным убийцей, исчадием ада и еще по-всякому хуй знает как. Люди не хотят верить в праздник, который я им несу! Люди не знают, как мне с ними тяжело! Как важно не ошибиться, когда их разрезаешь! Как сложно не отвлекаться на музыку пизды и всего себя посвятить музыке печенки или селезенки! Как трудно не разменять себя на музыку внешнего оргазма, а ждать и надеяться на музыку оргазма внутреннего!

Но я на людей не обижаюсь. На людей обижаться нельзя. На людей обижаться грех. Я от людей скрываюсь, но все равно на людей не обижаюсь.

Бывают, конечно, и удачи. Особенно, когда удается покопаться в беременных. Тогда, разрезав, получаешь сразу целых две печенки и две селезенки! И совсем не слышна музыка пизды! И музыка внутреннего оргазма звучит в два раза дольше! И какая музыка - Чехов, Чайковский, Микеланджело! Но беременные, как правило, осторожны. Беременные к себе близко не подпускают. Из всех людей самые вредные люди - беременные. Они и не хотят ебаться, и не дают слушать музыку.

Как я ожидал, люди меня не поняли. Тем более сейчас, когда люди меня наконец поймали. Люди меня не поняли так сильно, что, кажется, скоро расстреляют. Если люди хотят это сделать, то пусть делают! Я на людей сердиться не могу - все-таки люди мне подарили немало приятных минут Чехова и музыки внутреннего оргазма. У меня последняя просьба к Правительству и Президенту; я о помиловании не прошу. И на людей не обижаюсь - в человеке для меня все по-прежнему прекрасно. Но если меня расстреляют, то пусть тогда сразу расстреляют и детей, которые в меня играют. И не потому, что они играют в меня! А потому, что они играют в меня без меня! Без меня в меня играть нельзя.

Свечи духа и свечи тела

Посетитель, забывший шапку!

Если Вы хотите получить назад шапку,

то обратитесь за шапкой туда,

где в данный момент находится шапка,

в отдел эзотерической литературы.

(Объявление по радио в книжном магазине.)

Сначала я не обратил на него внимания.

Во-первых, я не знал. что это именно он. Во-вторых, было много дел. В-третьих, не в русских традициях обращать внимание на жопу. Мы выше жопы. Мы возвышаемся над жопой, как Останкинская телебашня над Москвой. Мы смотрим на нее, как Останкинская телебашня на Москву, - свысока, нам она откровенно неинтересна, и, естественно, нам совсем не интересно все происходящее в жопе. Мы не хотим ее понимать. Мы ее не любим. Мы стараемся поскорее ее забыть. Плюс, конечно, русские пословицы. В русских пословицах геморрою всегда отводится роль главного врага человека.

Когда же я понял, что это все-таки он, то мы с ним играли. Мы с ним старались не замечать друг друга. Можно не заметить все. Если не все, - то очень многое. Но геморрой не заметить невозможно. Но иногда его все же можно было не заметить. Иногда он вел себя так, как будто его вообще нет, а если и есть, то совсем немного. Так было недели две. Сначала все вроде бы только чесалось. Потом уже болело. Но потом вроде бы не болело, а снова только чесалось. Потом уже не чесалось, а только болело.

Геморрой - сплошная загадка. О геморрое нельзя узнать поподробнее. Он не представлен ни на одном из сайтов в Интернете. Его нет в опере и в балете. О нем молчит пресса. О нем молчит русская литература. В русской литературе насчет геморроя есть только фраза "геморроидальный цвет лица". И все! И делай что хочешь! И никаких рецептов! Все рецепты в русских пословицах, где о геморрое говорится очень плохо, но тоже нет никаких рецептов.