Игорь Яркевич - Ум, секс, литература

Студия! Не случайно я оказался в студии. Ведь это студия - это коллектив единомышленников, а не какой-нибудь Интернет! В студии все духовны по определению. В Интернете не духовен никто. Все уроды. А в студии все духовные и идут на смерть ради общего дела. А я был тогда очень духовен; духовен с большим запасом. Поэтому я и оказался в студии.

Итак, утром - я историк. А вечером я уже не историк. Вечером я хуй историк! Вечером я - актер. Вечером я, как и полагается настоящему актеру-маяку, учу басню.

Басня! Басня - не просто банальнейший бытовой сюжет, кое-как зарифмованный и окруженный драконами морали; басня - сердце русского ума. "Вишневый сад" - голова русского ума, а басня - сердце. Кто не любит басню, тот не любит духовность - тот враг духовности. А если кто и друг духовности, но не может хорошо прочитать басню, тот не может показать духовность во всем ее блеске. Духовность он вроде бы чувствует, но вот как преподнести ее людям - не знает. Он в актеры-маяки пока не годен.

Я весь в басне. Я фундаментально работаю над басней. Басню еще надо донести до людей! А донести до людей басню не так-то просто! А донести басню до людей в полном объеме и мимикой, и звуком, и всем остальным просто необходимо. Настоящий актер, актер-маяк, актер с большой буквы должен уметь читать басню людям. И хорошо читать. Молодой необученный хуй ведь не понимает - нельзя хорошо прочитать то, что в принципе нельзя прочитать хорошо. Басню можно прочитать только плохо. Ведь басня не про ум. Ума в басне нет. А молодой необученный хуй будет стараться читать именно про ум! Басня только про секс. А про секс хорошо прочитать нельзя.

Нашелся бы сейчас, в девяностых, какой-нибудь смельчак, рискнувший предложить мне выучить и прочитать наизусть людям басню! Но такого смельчака нет в природе. Потому что этому смельчаку будет очень плохо - все пытки Востока и Африки покажутся ему милой детской шалостью после подобного предложения! Я ему хуй намотаю на яйца, а из правой жопы сделаю Бородинскую битву, из левой же - битву под Москвой. Или наоборот; пусть выбирает. Я ему устрою наизусть людям басню! Он у меня станет живой иллюстрацией кризисных точек русской истории! Но, может быть, ради немедленного результата я бы согласился выучить и прочитать басню. Например, ради того, чтобы в России на один хотя бы день все стало хорошо. Ради России я бы согласился на басню. Но только ради России. Ради Москвы я бы уже не согласился. Только ради Москвы я бы не выдержал басню, вот ради России - выдержал бы и басню! А ради Москвы нет. Я же не Лужков. Я на такие подвиги, как басня людям наизусть, ради Москвы не готов.

К басне нельзя подпускать учащихся начальных классов. Басню нельзя давать в руки учащимся средних и старших классов. Студентам высших учебных заведений тоже нельзя. Басню можно читать только испытанным бойцам фронта русской жизни - с ясной головой, стальным хуем, такими же стальными, как хуй, нервами и генетическим иммунитетом на "Вишневый сад". Таким можно и басню. Такие сразу поймут, о чем басня "Волк и ягненок". Такие сразу за тонкой перегородкой словесного поноса о сильном волке и слабом ягненке увидят жесткую гомосексуальную психологическую драму об активном и пассивном партнерах. Пассивный партнер виноват перед активным только тем, что он пассивный. Все. Больше он не виноват ничем. Но этого уже вполне достаточно, чтобы активный поразил пассивного хуем в самое его сердце, в самый его вишневый сад.

А "Лебедь, рак и щука" тоже басня, и тоже с моралью, еще страшней, чем "Волк и ягненок". Эта басня ведь не про то, как три разных индивидуальности так и не смогли понять друг друга и организовать общее дело; каждый думал только о себе. Эта басня про развал шведской семьи; три гениталии так и не смогли слиться в едином ритме в едином организме, а в итоге разбежались в разные стороны.

Я был тогда очень духовный. Я был не самый духовный, но я был одним из самых духовных. Но даже я не знал, как можно хорошо прочесть людям эти басни. Басня не под силу даже такому молодому горячему духовному хую, каким я был тогда.

Автор этих и многих других подобных басен с имитацией ума и четко выраженным сексуальным извращением - Крылов. Крылова в России любят. Крылова в России ласково зовут "дедушкой". Крылову в России стоит памятник на Патриарших прудах. Глупые русские мамы гуляют возле памятника с детьми. Дедушка Крылов опытным глазом старого педофила смотрит на играющих у памятника внучат. Старый педофил не наебался при жизни; старый педофил готов прямо вот сейчас снова. Я не о том, что памятника писателю, превратившему русскую литературу в дешевый солдатский бордель, быть не может. Может. Раз поставили, значит - может. Пусть стоит. Просто памятник надо обнести забором и ОМОНом; и чтобы сверху патрулировали вертолеты и, если не дай Бог что, сразу открывали огонь на поражение. За русское детство хочется быть спокойным.

Я не могу долго кричать на басню. Ведь басня познакомила меня с Леной. Лена занималась в той же театральной студии. Лена готовилась в актрисы-маяки.

Мы читали басню на два голоса. Лена была волк, а я - ягненок.

Это было очень важно - хорошо подготовить басню! Иного выхода уже не было. В начале восьмидесятых время окончательно остановилось. Шла война в Афганистане. Умер Высоцкий. Советские самолеты случайно или нарочно сбили корейский самолет. Официальные театры и театральные школы были полностью ангажированы коммунистами. И только театральные студии оставались островами свободы в море лжи. В этих условиях молодой духовный хуй мог проявить себя только в театральной студии и только басней. Больше было негде и нечем. Басня стала одним из самых мощных средств борьбы с советской властью. Можно было покончить басней с советской властью? Конечно нельзя! Но в то же время можно.

Мы решили подать басню оригинально. Вроде бы по канонам за волка должен был быть мужчина - я, а за ягненка - женщина, Лена. А мы все сделали наоборот. За волка была Лена, а за ягненка - я. Лена читала партию волка примерно так: опытная старая блядь соблазняет молодого горячего духовного хуя, идеалиста, якобинца и неврастеника, то есть - ягненка, то есть меня. Это было очень интересное решение басни. Нестандартное. Нетрадиционное для русской театральной сцены. Жаль, что я не пошел дальше по актерской стезе. Актер-маяк из меня вряд ли бы получился, но актер-фонарь мог бы получиться вполне.

Это было очень умное решение басни. Я подавал партию волка с легким грузинским акцентом - чтобы было больше невинности в интонации. Почему-то невинность у меня ассоциировалась с грузинским акцентом. Конечно, это пошлость. Но это пошлость времени. На время все валить нельзя. Но в данном случае можно. Я думаю, Крылов был бы очень доволен. И Мейерхольд. И Высоцкий. И Солженицын; так умно басню "Волк и ягненок" еще никто не подавал.