Николай Переяслов - Я пишу - лучше всех

* * *

В 14-45 поездом № 9 "Москва - Донецк" выехали с Алинкой на Украину в гости к бабушке Лизе (моей маме).

7 - 10 августа. Три дня в Донбассе прошли как на другой планете, до того чужим сделался мне этот край за прошедшее время. И дело не в том, что я стал жить в другом месте и забыл свою малую родину, нет - просто здешняя жизнь настолько СУЗИЛАСЬ, что в ней задыхаешься, точно в тесной комнате. Весь смысл существования свелся единственно к физиологическому существованию, разговоры только о еде, заработке, ценах на рынке, урожае картошки и тому подобных вещах. В моем родном городе Родинское закрылся последний на 19 тысяч населения книжный магазин! В нем, как сказали мне, нынче полностью отпала надобность...

Сходил в местную церковь иконы Божией Матери "Почаевская", познакомился с отцом Николаем. Говорит: очень безбожный город. Пришел на другой день на Литургию (а был как раз день святого великомученика и целителя Пантелеимона) - в храме человек шесть-семь, не более.

Порылся в своих архивах, нашел забытый рассказ и несколько записных книжек с недописанными стихами типа:

"Мне было не до красок мая, / я словно при смерти дышал - / в меня входила, жизнь ломая, / страны ранимая душа..."

"В вековой темноте сосны охают ранено / и, печи заглушая восторженный фон, / ветер воет в трубе триолет Северяниным / и, как дудочка кобру, уводит в полон..."

"Пускай приснится мне хорошее - / зеленый луг, туман и лошади, / река, предчувствие рассвета, / беспечность, молодость и лето. // И я - худой и тонкошеий - / но в жизнь уверивший сполна / смотрю с отвагою на женщин, / как Моська смотрит на слона..."

И таким оказалось исписано несколько геологических полевых книжек.

Роясь на книжных полках наткнулся на пособие по литературному языку Киевской Руси, в котором отыскал свою любимую берестяную грамоту № 43:

"От Бориса ко Ностасии. Како приде ся грамота, тако пришли ми цоловек на жерепце, зане ми здесе дел много. Да пришли сороцицю, сороцице забыле." ("От Бориса к Настасье. Как придет это письмо, сразу пошли ко мне человека на лошади, так как одному мне здесь не управиться. Да пришли чистую рубаху, я рубаху забыл").

С учетом того, что пишущий, хотя и просит жену прислать к нему кого-нибудь из работников, тем не менее выехал делать некую работу ЛИЧНО, а стало быть - является человеком хотя и не бедным, но РЯДОВЫМ, грамотность на Руси в Х веке была явлением вполне распространенным (ведь эту грамоту ещё должна была прочесть эта самая Наталья, а значит, она была тоже грамотной).

* * *

...За одним из ужинов мама вдруг рассказала, что в детстве, когда мне было ещё только недели три от роду, в комнату, где я лежал, влетела шаровая молния. Мама была через дорогу во дворе у бабушки, когда раздался раскат грома и в окно домика, который они тогда снимали, влетел электрический разряд. Практически тут же раздался мой крик, а вслед за тем огненный шар вылетел из чердачного окна и, повернув во двор соседа, взорвался там, развалив ему то ли сарай, то ли копну сена. А я остался цел и невредим. Выходит, для чего-то я на этом свете Господу нужен?..

* * *

Десятого августа на разбитом автобусе семидесятых годов выпуска доехали до Донецка и три часа ожидали свой поезд. Хотел купить украинских книг или газет, но во всех киосках продаются только Маринина, Чейз, Акунин, "Спид-Инфо", "Экспресс", "Оракул" и наши же кроссворды.

11 - 12 августа. В 10 часов 36 минут были уже на Курском вокзале. Не увидев среди встречающих Марины, поехали сразу на Ярославский вокзал и сели в электричку до Загорянки. Усевшись на сидение, я взглянул в открытую дверь соседнего вагона и с удивлением увидел там Марину. Оказалось, она всё перепутала и ездила нас встречать не на Курский, а на Киевский вокзал, и теперь расстроенная ехала назад. Слава Богу, всё хорошо завершилось, и на дачу мы ехали вместе. День выдался солнечным, и мы ещё сходили на Клязьму и с удовольствием искупались.

В "Литературной газете" за мое отсутствие завершилась дискуссия вокруг моей колонки, задевающей творчество Д.А. Пригова - откликнулись Лев Пирогов и Виктор Широков. Пирогов был откровенно раздражен, а Широков расплывчат и неконкретен.

В "Литературной России" понравилась статья Валентина Курбатова о Юрии Нагибине. Я хорошо помню ту бурю негативной критики, которую породило опубликование его "Дневника" и некоторых последних произведений (в частности, повести "Моя золотая теща"). Но когда я прочитал их сам, то увидел, что о чем бы ни писал настоящий талант, он не может быть пошлым, потому что сам стиль, само отношение к слову и, в конце концов, сама искренность его творческого посыла перекроют собой любую - на первый взгляд, самую наипошлейшую! - тематику его книги, сделав её принадлежностью высокого искусства. Нагибин подтвердил мне то, что для писателя нет запретных тем. Можно писать о чем угодно, на самые интимные темы, нужно только не красоваться при этом и не выставлять себя невинным ягненком, а быть предельно честным перед собой и Богом...

* * *

...На другой день погода испортилась, стало холодно и сыро, и к вечеру мы возвратились в Москву. Подстриг Алинку и Марину, посмотрел новости, из которых узнал, что:

- Израиль воюет с Палестиной;

- Македония пытается изгнать влезших на её территорию при попустительстве натовских миротворцев албанских боевиков;

- Россия отмечает годовщину гибели атомной подводной лодки "Курск", которую в эти дни распиливают на дне, чтобы, вытащив заднюю часть, похоронить в пучине тайну её гибели.

К сожалению, всё это сегодня можно безошибочно предсказывать и не включая телевизор.

* * *

Сегодня же, кстати, миновала годовщина гибели нашей атомной подводной лодки "Курск". Мой роман об этом событии по-прежнему пока не опубликован, и тайну гибели АПЛ знаю до сих пор один только я...

13 августа, понедельник. В первой половине дня поехал с Алинкой в наше Правление, чтобы попросить себе отгулы за работу в выходные дни (а практически все мероприятия, на которые я ездил в командировки - и семинар критиков в Сыктывкаре, и Совещание молодых писателей Северо-Запада, и съезд писателей Башкортостана, - проходили в субботу-воскресенье). Но в Союзе нынче пусто, практически все в отпусках, так что я пообщался с Вл. Бондаренко, Геной Ивановым да Николаем Дорошенко и уехал домой. Через неделю выйду да и все дела.

(Бондаренко просил меня не оставлять рубрику "Жизнь журналов", говорит, что я сейчас чуть ли не единственный, кто отдувается за всю современную критику, обозревая текущий литературный процесс. Но мне неинтересно просто констатировать, что там-то напечатан такой-то роман, а там-то такая-то повесть, я не хочу, как говорится, "сопровождать больного к смерти", а потому ответил, что впредь буду писать не обо всех журнальных публикациях подряд, а только о том, что меня потрясло или хотя бы как-то затронуло. А не то я превращусь в рядового составителя журнальных анонсов, а это очень нетворческое и откровенно скучное дело...)