Николай Наседкин - Самоубийство Достоевского (Тема суицида в жизни и творчестве)

А тогда, в Сибири, он сделал-совершил и вовсе невероятное: через Михаила Михайловича заключает в декабре 1857 года договор с редактором-издателем только что созданного журнала "Русское слово" Г. А. Кушелёвым-Безбородко на публикацию своего романа и получает вперёд 500 рублей серебром; и тут же, буквально следом (11 января 1858 г.) он в письме к издателю "Русского вестника" М. Н. Каткову предлагает большой роман, первую часть обязуется выслать в продолжение лета, так что "милостивый государь г-н издатель" может с сентябрьского номера роман уже и печатать. Причём Достоевский совершенно откровенно сообщает Каткову о своём соглашении-договоре с Кушелёвым-Безбородко, о 500-х рублях аванса, но так как он, Достоевский, "вошёл в долги", а так же "и для дальнейшего своего обеспечения" ему крайне и срочно необходимо иметь 1000 рублей, то он и просит у издателя московского журнала, в свою очередь, 500 рублей под будущий роман.

Фёдор Михайлович словно предчувствует-предугадывает, что впоследствии его творческая судьба будет крепко-накрепко связана с "Русским вестником", поэтому это его первое письмо-прошение к М. Н. Каткову так пространно-подробно и доверительно-откровенно. Именно в этом послании писатель, перефразируя известную пушкинскую максиму из "Моцарта и Сальери", сформулирует своё заветное кредо-мечту: "Но работа для денег и работа для искусства - для меня две вещи несовместные". Но именно в этом же письме он признаётся, что ему, увы, приходится невольно совмещать эти два вида работы и в последних строках, уже в постскриптуме, он провидчески с горечью констатирует: "Судьба моя, вероятно, работать из-за денег, в самом стеснительном смысле слова..." (281, 295-298)

И, увы, уже по этому, самому первому деловому письму, издатель "Русского вестника", сам господин чрезвычайно деловой и пунктуальный, убедится вполне, что к уверениям-обещаниям Достоевского о сроках присылки в редакцию рукописей следует относиться крайне осторожно. "Выслать роман в обещанный срок обязуюсь непременно...", - уверил писатель. Катков немедленно высылает ему просимые 500 рублей. И что же, в конце концов, получилось-вышло на самом деле? Обещанную для "Русского слова" вещь повесть "Дядюшкин сон" - редакция получает вместо апреля 1857-го только в январе следующего года, а в "Русском вестнике" повесть "Село Степанчиково и его обитатели" - и то частями! - дождутся только через год после обещанного срока, летом 1859-го.

Но, надо подчеркнуть, писательское реноме автора "Бедных людей" было ещё столь высоко, что Кушелёв-Безбородко не огорчился опозданием "Дядюшкиного сна", а, напротив, тут же выслал Достоевскому новый аванс в тысячу рублей под ещё один обещанный им роман. И писательское реноме Достоевского будет неуклонно повышаться от произведения к произведению, так что хотя "Село Степанчиково" и не появилось в "Русском вестнике", но впоследствии Катков вполне терпимо будет относиться к нарушению Достоевским обещанных графиков присылки рукописей. Он будет знать-понимать, что писатель всегда искренно и честно определял-назначал сроки выхода из-под своего пера нового произведения или части его, но при этом Достоевский совершенно как бы и забывал, не учитывал, что припадки эпилепсии, другие хвори-болезни, всяческие непредвиденные обстоятельства быта и общественной деятельности выбьют его из колеи, замедлят работу.

Забирая деньги из редакций вперёд он так же забывал - невольно или намеренно, - что может в любой момент, как он это знал, внезапно умереть.

6

Ещё в Семипалатинске Достоевский жаждет узнать о том, какое впечатление производит на публику и производит ли вообще повесть "Дядюшкин сон"

Первым откликается в письме поэт А. Н. Плещеев, который прочёл её в рукописи: в целом отзыв положителен ("Вообще-то повесть весьма хороша..."), но друг юности и не скрывает, что ожидал большего, и что "роман отзывается спешностью". В этом же письме Алексей Николаевич уведомляет Фёдора Михайловича, что-де Тургенев страстно желает прочесть "Дядюшкин сон" как можно быстрее, ещё в корректуре132. Думается, такое нетерпение со стороны именно Ивана Сергеевича весьма Достоевскому польстило.

Уже в Твери писатель жадно внимает малейшим сообщениям-откликам на свои новые произведения. Но и "Дядюшкин сон", и "Село Степанчиково", которое после долгих мытарств по редакциям "Русского вестника" и "Современника" появилось, наконец, в последних двух номерах "Отечественных записок" за 1859 год, и на которое писатель возлагал особые надежды, - этих надежд-ожиданий не оправдали. Читающая публика не узнала автора "Бедных людей". Он обманул её. Водевильные сюжеты, юмор писателя-каторжника поставили её в тупик. Словно были забыты проницательные суждения-отзывы Белинского о молодом Достоевском: "С первого взгляда видно, что талант г. Достоевского не сатирический, не описательный, но в высокой степени творческий и что преобладающий характер его таланта - юмор. (...) смешить и глубоко потрясать душу читателя в одно и тоже время, заставить его улыбаться сквозь слёзы, - какое умение, какой талант!.."133 Читатели-критики как бы совершенно и забыли, что до каторги Достоевский тоже создавал-печатал чисто комические водевильные вещи вроде рассказов "Чужая жена" и "Ревнивый муж" (которые впоследствии соединились-слились в единый рассказ "Чужая жена и муж под кроватью").

В результате, профессиональные критики остались в совершеннейшем недоумении и дружно замолчали сибирские произведения возвратившегося в литературу Достоевского. До нас дошли только отклики из частных писем и некоторых воспоминаний современников, из которых мы узнаём, что, к примеру, Некрасов вынес довольно суровый и категоричный приговор, дескать, Достоевский "вышел весь" и ему более ничего не написать. Даже Плещееву "Село Степанчиково" оказалось "решительно не по душе", Гончаров хвалил эту повесть "с оговорками", Краевский считал, что местами "Село Степанчиково" очень растянуто, и "вообще жаль", что Достоевский поддаётся влиянию юмора и пытается смешить - это-де, не его стихия... Лишь родной брат Михаил Михайлович безоговорочно с восторгом отнёсся к сибирским повестям Фёдора Михайловича, - но на то он и брат. Другие же поймут и оценят по-настоящему эти произведения (и особенно действительно высокохудожественную вещь "Село Степанчиково и его обитатели") много позже, пожалуй, лишь после смерти автора.

Конечно, в этом есть большая доля вины и самого Достоевского. Ну совершенно, казалось бы, непонятно, почему начал он с комических водевилей, когда все ждали от него сразу нечто вроде "Записок из Мёртвого дома". Увы, писатель просто-напросто перестраховался.

Когда в 1873 году московский студент М. П. Фёдоров попросил у писателя разрешения переделать историю "из мордасовских летописей" для сцены, Достоевский ему откровенно написал-объяснил: "...15 лет я не перечитывал мою повесть "Дядюшкин сон". Теперь же, перечитав, нахожу её плохою. Я написал её тогда в Сибири, в первый раз после каторги, единственно с целью опять начать литературное поприще, и ужасно опасаясь цензуры (как к бывшему ссыльному). А потому невольно написал вещичку голубиного незлобия и замечательной невинности..." (291, 303)