Павел Лукницкий - Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)

По поводу того места дневника, где записано, что АА в своих стихотворениях всегда говорит о Н. С. как об умершем, АА добавила, что она всегда его называет братом.

Попросила дать ей тетрадь ее ранних стихов, я принес со стола. Дал ей. Она прочла мне для примера несколько стихотворений - среди них 3, Написанных в одно время, в Киеве, относящихся друг к другу как части одного и того же стихотворения. Не позволяла записывать, но я все-таки записал из них строфы. Начало одного, написанного 25 января 1910 в Киеве:

Умер твой брат, пришли и сказали.

Не знаю, что это значит...

И дальше (или, вернее, из другого стихотворения - одного из этих 3-х во всяком случае):

Брата из странствий вернуть не могу,

Любимого брата найду я.

Я прошлое в доме моем стерегу,

Над прошлым тайно колдую...

И еще:

Брат, дождалась я светлого дня,

В каких ты скитался странах?

Сестра, отвернись, не смотри на меня,

Это грудь в кровавых ранах...

Одно из них, говорит, написано 25 января 1910 года, 2 других - около того же времени (на протяжении нескольких дней). Все посвящены Н. Гумилеву.

Про последнее стихотворение АА сказала, что оно нравилось Н. С. Он очень едко и сильно критиковал всегда ее стихи. А когда АА была в первый раз у Вяч. Иванова на "башне" и ее попросили прочесть стихи, она обратилась с вопросом - какое прочесть - к Н. С. ... Ник. Степ. указал на это.

Дала мне вырезку: "Отнесите это Лозинскому. Он очень их ценит, потому что там много хорошего говорится о нем. Это ему принадлежит. Он дал мне и несколько раз напоминал: "Не затеряйте". Передайте ему мой привет".

18.12.1924

"Четверг" у М. М. Шкапской. Шкапская с самодовольством демонстрирует всем свои литературные "сокровища" - толстую тетрадь с автографами, портретами, анекдотами и разными наклейками. Собрались у Шкапской - К. Вагинов, А. Шварц, И. Оксенов, П. Медведев, Н. Павлович, М. Фроман, Н. Дмитриев.

В 11 часов вечера пришел Н. Тихонов - сидя на столе, прочел новую свою поэму - в ней Кавказ, медвежонок, тигр и пр. - 680 строк. Много хороших мест - большая ясность и точность выражения. Очень много экзотики. Фроман говорит: "Тихонов - пастух, слова гоняет стадами. Ходасевич - напротив работает над отдельными словами, а Ахматова - над строчкой"... Как глупо...

19.12.1924. Пятница

Вечером был у АА. Показывал ей разобранные мной черновики стихотворений Н. С. Советовался. Потом она мне диктовала биографические сведения об Н. С. (с 1915 г. до конца). Читал ей выдержки из моего дневника, касающиеся Н. С. Пили чай. Много говорили об Н. Г. Сообщила мне разные факты из его жизни.

20.12.1924

В пятницу 19-го, вчера, в 8 часов вечера пришел к Ахматовой. Она очень огорчена болезнью Тапа (собаки). У него горячий нос, что-то на спине. Завтра АА отвезет его в больницу. Сели по-всегдашнему. Стал показывать АА черновики стихотворений, разобранные мной. Никаких поправок не сделала: "Точнее разобрать нельзя", - сказала. Затем диктовала мне биографию Н. С. от 1915 года до конца. После биографии я стал ей читать выдержки из моего литературного дневника, попросив ее указывать, какие сведения о Н. С. правильны, какие нет. Потом в 12 часов зажег ей примус, вскипятили воду, пили чай. После чая - опять читал ей дневник. АА слушала внимательно, выражала свое мнение, улыбалась, удивлялась тому, как люди искажают факты. Читал и те же места, где упоминается о ней...

В начале разговора сообщил: "Вы знаете, Анна Андреевна, я говорил с Наппельбаумами, и они обещали мне безвозмездно переснять все фотографические карточки и рисунки Николая Степановича, какие я дам им". (Дальше страница обрывается. - В. Л.)

[...] Я, конечно, принял подарок.

Я: "Если бы я не знал, как вы не любите надписывать на память..."

АА: "Я вам надпишу ее. Только не сегодня - я плохо чувствую себя сегодня. Хорошо?"

Разбирая черновик стихотворения "Юдифь":

АА: "Интересно, заметьте: у Николая Степановича Юдифь - девушка. Ведь на самом деле она была вдовой. Для Николая Степановича - все девушки. Женщин для него не существует. Стоило ли бы писать о женщине!"

О деревьях.

АА: "Тетка Ал. Блока в воспоминаниях говорит, что Ал. Блок очень любил деревья. По этому поводу мне вспомнилось отношение к деревьям Николая Степановича. В Царском Селе против окна комнаты, в которой мы жили ("он, а не мы жили. У нас, как известно, было 6 комнат", - АА, 29.III.25) росло дерево; оно бросало тень и не пропускало солнца. Кто-то предложил срубить дерево. Николай Степанович: "Нет, я никому не позволю срубить дерево. Как это можно рубить деревья?"

АА относит это к стихотворению "Деревья".

Я: "Мне говорили, что "Звездный ужас" Николай Степанович написал в поезде. Правда ли это?"

АА: "Не знаю. Может быть, и правда. Во всяком случае, Николай Степанович говорил: "В поезде так легко писать, что я даже не люблю делать это".

АА - в том месте дневника, где я говорю о маленькой собаке против Симеоновской церкви, о гузинаке и т. д. (рассказ В. Рождественского о разговоре Н. С. по поводу знакомства с Н. Шишкиной): "Там действительно всегда стояла собака - маленькая, действительно. А гузинаку Николай Степанович очень любил. Вот:

"Гильгамеш и гузинаки

Гузинаки - Гильгамеш

Не напишешь Гильгамеша

Гузинаки не поешь".

("Может быть, это кто-нибудь другой - не знаю... надо спросить... Это Шилейко знает...", - АА, 29.III.25)

О Блоке.

АА: "Николай Степанович о ч е н ь восхищался стихотворением Блока "Птица". Он даже сказал ему об этом, а Александр Александрович ответил ему: "Ну... вырыта заступом!.." ("Птица" написана тем же размером)".

О Маяковском.

АА: "Маяковский очень хотел познакомиться с Николаем Степановичем, и Николаю Степановичу передали это. Николай Степанович сказал, что ничего против не имеет... "но только, если Маяковский не говорил дурно о Пушкине". Передавшему это Николай Степанович поручил узнать; оказалось, что Маяковский н е г о в о р и л дурно о Пушкине, и знакомство состоялось". ("Не произнес хулу на Пушкина. Или "хулу", или "хулы". Я уж не знаю там. Это было в "Бродячей собаке" [АА].)

АА о Пушкине:

"Николай Степанович очень любил Пушкина, по-настоящему, глубоко понимал его".

Я: "А Баратынского?"

АА: "Тоже очень любил".

Я: "Всев. Рожд. Написал стихотворение, в котором он проводит параллель между Лермонтовым и Гумилевым".

АА: "Ну, между ними... разве романтизм? Но и тот совсем не одинаковый".

Об афоризмах "Античной глупости".

АА - они назывались транхопсами. (Нет, транхопсы это не то; это другое. Это шуточные стихи, которые сочиняли вместе. А "Антология глупости" - это Г. И. [AA].)

Я читаю ей афоризмы, записанные у меня в дневнике, читаю переделку Г. Ивановым "Венецианской жизни" О. Мандельштама.

АА слушает улыбаясь, и роняет: "Какой нахал - мальчишка!"

АА: "В "Бродячей собаке" была написана пьеса "Изгнание из Рая". В ней принимали участие Потемкин, Зенкевич, Лозинский, Николай Степанович". (1912. Пьеса "Изгнание из Рая" была написана и тут же разыграна по случаю дня ангела М. А. Кузмина. О. Э. Мандельштам.)