Виктор Лихачев - Молитесь за меня

24 июня. Тетя Валя, слепой пес и светляк на ладони.

Утром мои добрые хозяева проводили своего горемычного гостя в дорогу. Проводили тепло, так же, как вчера встретили. Два моих новых маленьких рыжих друга долго стояли на песчаной дороге. Я еще долго мог различать, как утренний ветерок топорщит их рыжие вихры. Но вот дорога поворачивает вправо, и деревня исчезает навсегда. Кругом лес. Сосны, ели, песок под ногами. Смолистый воздух вдыхается почти с наслаждением. Так и кажется, что стоит взойти на горку, как выйдешь на берег Балтийского моря. Но это средняя полоса России. Более того, сейчас я перехожу своеобразную границу, которая не отмечена ни на одной карте. Покидаю киреевско - жуковские места, попадаю в край., связанный с жизнью Ивана Тургенева. Пожалуй, в Чернском районе, в который привела меня дорога, вряд ли найдется населенный пункт, где бы не бывал автор "Охотничьих рассказов", героями которыхстали предки здешних крестьян.

Ближе к десяти утра стало ясно, что день будет очень жарким. У маленьких лужицследов недавнего дождя- хороводы бабочек-капустниц. Смолкли птицы. Казалось, зной давит на все живое. Дорога вышла в поле. Лес оставался левее, но далеко не отходил: мощной темной стеной он тянулся на многие версты. Направо открывался любопытный вид: пшеничное поле спускалось к реке. По зелени прибрежного кустарника можно было определить русло Зуши. Вообще-то мне нужно было идти прямо: я уже видел крыши деревенских домов- это было Тшлыково. Зной, казалось бы, усиливал желание быстрее дойти, но очень ужмне захотелось посмотреть на Зушу, на место ее слияния с Окой, и я решился удлинить свой путь. Через час я достиг берега. Любят русские люди красоту. Смотрю на слияние двух рек и с невольным уважением думаю о наших предках. Умели они находить места для своих поселений не только удобные, безопасные, но и красивые. Высокая, в пояс, трава купается в светло-рыжих лучах июньского солнца, кружатся над мутной рекой сотни стрекоз. А ведь когда-то здесь стояли дома, люди отправлялись на охоту, рыбную ловлю, отбивали нападения кочевников. Словно свидетель тех лет - ковыль на курганах. Какая тихая, мирная река, а сколько русских голов сложено на ее берегу... Погибали самые смелые, мужественные, достойные, но землю русскую сберегли. Как сберегли ее в сорок первом наши солдаты. Очевидцы рассказывают, что вода в Зуше была красной от крови... До сих пор находят в земле снаряды и мины, до сих пор в деревнях стоят скелеты домов, разрушенных в ту войну. Иду, вернее, пытаюсь подойти к месту слияния рек. Лопух в человеческий рост, крапива - в два. Но все же нахожу едва заметную тропинку, круто спускающуюся вниз. Даже не верится, что через сотню километров отсюда эта речушка превратится в полноводную Оку. Но это будет еще не скоро, а пока бежит меж зеленых крутых берегов совсем маленькая еще Ока. В добрый путь. Возвращаюсь на старую дорогу. Деревни, встречающиеся на пути, совсем непохожи на те, что остались за моей спиной. Вместо асфальта - густая зеленая трава на улицах. За огородами плотной стеной стоит лес. Неизменны люди - приветливые, трудолюбивые, - с раннего утра до позднего вечера, несмотря на великую жару, большинство, из встреченных мною, словно пчелы, трудились в поле, на огородах. Неизменны магазины. Захожу в один. Совсем не любопытства ради: очень хочется пить. Увы, те же пустые полки. Продавщица рада поболтать с кем-нибудь, настолько она истомилась от ничегонеделания. Но все услышанное, буквально слово в слово повторило слышанное вчера, позавчера, и то, что услышу еще неоднократно: "Раз в неделю торгую хлебом, больше торговать нечем, по всей видимости, скоро магазин закроют. Да и зачем он?" Я посочувствовал ей, она - мне, сказав, что последнюю бутылку яблочного сока продала "сама забыла когда". За большой деревней Троицкое-Бачурино сделал привал. Но сил отдых не добавил. Совсем наоборот, появилась вялость, усталость сковывала мышцы. А ведь я ждал этого дня. Если пройтись под этим пеклом еще минут сорок, все выше поднимаясь по склону вверх, можно прийти в совершенно неописуемый по красоте край. Первый и последний раз судьба привела меня в эти края семь или восемь лет назад, когда после тяжелой операции врачи порекомендовали провести отпуск в лесной деревне. Так я очутился на крошечном хуторе с громким названием "поселок Революция" у двух бабушек - бабы Шуры и тети Вали. Питался грибами и козьим молоком, собирал травы и долгими часами гулял по лесу. Особенно любил в жаркий день уходить в сосновую рощу. Посаженные когда-то человеком, словно колоннады готического собора, ровными рядами стоят сосны. За рощей вовсю шумит ветер, трепещут и колышутся листья берез и осин, а здесь - тишина, завораживающая, колдовская. Под ногами мягкий ковер из мириадов сосновых игл, и ты идешь, не нарушая этой неземной тишины. Настоящий храм. Где-то высоко-высоко чуть голубеет небо, да косой луч солнца пробьет себе дорогу сквозь этот сумрак. Пробьет и сделает всю картину такой волшебной, что трудно поверить в реальность происходящего... Я плетусь полевой дорогой и думаю о том, что наверняка ждет меня моя сказочная роща - еще сотни лет простоят красавицы сосны, если, правда, их не погубит человеческий топор или не спалит огненное пламя. А вот ждут ли бабушки? Дохожу до края подъема. Открывающийся вид достоин того, чтобы его описать. Далеко-далеко внизу, словно в каньоне, протекает речка. С двух сторон к ней, широко, свободно, плавно, будто не спеша, спускаются два склона. Вдоль берега реки - деревеньки. Домики отсюда - не больше булавочной головки. По краям всей этой картины, словно в раме, - сплошной лес. Пейзаж скорее альпийский, нежели русский. Впрочем, я убеждаюсь, что в России возможен любой пейзаж, и всякий раз он будет к месту.

Так вот, если продолжить аналогии с картиной, мне предстояло из ее левого нижнего угла дойти до правого нижнего, обязательно при этом пройдя центр. То ли оттого, что солнце катилось к западу, то ли от дум и воспоминаний, заставивших учащенно биться сердце, усталость как рукой сняло. Через час я подходил к хуторку. Вот и дом тети Шуры. Но вместо маленького, полуразвалившегося домика, открытого всем взорам, передо мной стоял основательный домище, огороженный высоким забором. На цепи, более подходящей для молодого бычка, рвалась с лаем огромная овчарка. Я оглянулся назад. За спиной, смотря на меня крошечными окошками, стоял дом тети Вали. Дом не изменился, только постарел малость. Света в окнах не было, никто не вышел на крыльцо. Но вскоре ближние кусты, форпост обступившего хутор леса, раздвинулись, и на поляну вышла старушка, в окружении коз. Господи, да это тетя Валя! Она и тогда держала коз, и тогда она пасла их довольно своеобразно: собирала грибы, а козы шли гурьбой за ней, пощипывая травку. Но уж что-то сильно изменилась моя добрая старушка: двумя руками опирается на палку, согбенная почти пополам, не идет, а скорее передвигает ноги. Подхожу.