Пауль Куусберг - В разгаре лета

- Мы были обязаны разоблачить его раньше, - сказал Нийдас. - А теперь он смылся.

- Вы знаете, за что его собирались выслать?

- Легко догадаться. Он был когда-то важной птицей в министерстве дорог, - значит, и связи у него бывали всякие, и задания - тоже.

Руутхольм пытливо поглядел на Нийдаса и сказал:

- И вовсе он не был важной птицей в министерстве дорог, а самым рядовым инженером.

Нийдас прямо взбеленился:

- Да он все время сеял у нас антисоветские настроения. Кто называл социалистическое соревнование - фикцией? Незаметно, исподтишка старался вредить нам во всем.

- Передергиваете! - Директор вдруг успокоился. - Я хорошо помню, что говорил Элиас. Он предостерегал от того, чтобы мы своими бюрократическими бумажками и предписанными обязательствами не превратили соцсоревнование в фикцию. И был прав. У нас, бывает, соревнуются канцеляристы на костяшках, а не рабочие.

- Я понял его совсем не так, - пошел было Нийдас на попятный, но тут же опять повысил голос: - Выборы он называл состязаниями по бегу - кто раньше успеет.

Я еще подумал: какая дьявольская память у этого Нийдаса.

- Инженер Элиас был хорошим агитатором. Его избиратели приходили голосовать первыми, Он в самом деле говорил что-то о выборах. Но вы и здесь неточны. Он сказал, что нельзя превращать выборы в состязания - кто скорее проголосует.

Вот и разберись, кто прав, когда каждый доказывает свое. Нийдас решил наконец пойти с козыря:

- Человек с чистой совестью не стал бы удирать в подполье. Откуда он узнал, что пора смываться? Вам не кажется это странным, товарищ директор? Не говорит ли это о хороших связях? Само собой, не с нашими органами.

В общем, победа вроде бы осталась за Нийдасом, но не думаю, чтоб он убедил Руутхольма. Вот меня, пожалуй, убедил. Элиас и в самом деле сам себя разоблачил тем, что скрылся. И уж если кто ошибается, так это, пожалуй, Руутхольм.

Но несмотря на то, что мое мнение об Элиасе изменилось, мне все же малость жаль инженера. Он, правда, не был дипломированным специалистом по центральному отоплению - на всю Эстонию такой был один, да и тот укатил со старым Шульцем в Германию, - но все-таки быстро освоился с нашей работой, и его стали ценить. Рабочие, они и больших и маленьких начальников насквозь видят. Бойкостью языка да ловко составленной отчетностью легче провести начальство, чем нашего брата.

До последних событий я был убежден, что Элиас не смотрит на власть трудящихся косо. Что ему даже по душе переворот, который произошел прошлым летом. Только, в отличие от некоторых, он не трубил об этом всюду и везде. Не в том ведь суть, как у кого подвешен язык, не по этому же судят о человеке - по делам. Только вот беда: и дела бывают обманчивы. Во всяком случае, с Элиасом так оно и вышло.

Но еще сильнее я жалел Ирью Лийве.

Она работала экономистом в плановом отделе наркомата.

Раньше я ее не знал.

Она сама меня отыскала. Позвонила на стройку, где мы" как раз кончали ставить батареи, и позвала меня к телефону. Сказала, конечно, что звонят из наркомата, а то у нас не принято звать к телефону рабочих. Голос у нее был такой убитый, что я сразу же согласился встретиться с нею в кафе "Культас". Ну, насчет голоса я, может, и фантазирую. Это я позже смекнул, какая она печальная и убитая, а по телефону услышал самый обыкновенный молодой голос.

По дороге в кафе я страшно нервничал. Я почти не бываю в кафе. В ресторанах мне как-то вольготнее, хотя и там я посетитель довольно случайный. Лучше всего я чувствую себя в гимнастическом зале, на спортплощадке, на берегу моря, озера, реки. Честно говоря, если бы Ирья Лийве назначила мне свидание в бассейне, куда я хожу тренироваться трижды в неделю, я бы все равно сдрейфил. Не привык я беседовать со светскими дамами. На вечеринке в спортзале или на танцульке я не робею перед девчонками, но публика в кафе меня как-то сковывает. Я почему-то вообразил, что Ирья Лийве дама тонкого обхождения, и боялся, как бы не оплошать по части манер.

К счастью, все обошлось просто и естественно. Она оказалась хорошенькой женщиной. Следила за собой-? я сразу увидел. Прическа, кожа, помада, маникюр, платье, духи, которыми от нее пахло, - все это произвело на меня изрядное впечатление. Она не была особенно разукрашена или слишком нарядна, но во всем было ровно столько вкуса, что я показался себе неуклюжим и поначалу боялся на нее глядеть. Однако, едва она спросила, знаю ли я что-нибудь об инженере Элиасе, и покраснела при этом, как меня охватило сочувствие, и я вмиг забыл про все свое смущение:

- Он что... арестован?

- Думаю, что нет.

- Благодарю вас, я уже боялась самого худшего. Теперь столько разных разговоров, что и не знаешь, чему верить, а чему - нет.

- Его хотели взять, но не застали дома. Жестокие слова, но я нонял это лишь после ее испуга.

- Значит, это правда? - прошептала она.

- Правда.

Не мог же я взять немедленно свои слова обратно.

- Из-за чего же его должны были арестовать?

- Не знаю.

- Не скрывайте от меня ничего, - просила она скорбно, - Мы собирались пожениться,

Лицо ее опять покраснело, глаза заблестели от волнения. - Честное слово, не знаю.

Женщина напротив меня молчала, так что продолжать разговор пришлось мне.

- Никто из нас не знает. Многие думают, что это недоразумение. Мы считали товарища Элиаса хорошим и честным человеком.

Иначе я не мог, эти слова вырвались у меня сами собой. Да ведь не врал же я и не преувеличивал. У нас большинство так думает.

- Инженер Элиас действительно хороший и честный человек, товарищ Соокаск, - сказала Ирья Лий-ве. - Он, конечно, не революционер, но уж никак не противник советской власти. В чем его могут обвинять?

К сожалению, тут я не мог сказать ничего разумного. Назвать Элиаса, по примеру Нийдаса, важной птицей из министерства дорог, скрытым антисоветчиком, этого я не мог. Да и не хотел. Зачем огорчать и без того несчастную женщину? Мне так сейчас хотелось, чтобы прав был Руутхольм, а не Нийдас.

- Поговорите с нашим директором. Товарищ Руутхольм убежден, что все это недоразумение, и решил разобраться в деле инженера.

Мои нескладные слова вроде бы успокоили Ирью Лийве.

- Очень вам благодарна, товарищ Соокаск, - сказала она, помолчав. Может быть, выпьем еще по чашечке кофе?

Разумеется, я не стал возражать. Мы проговорили еще с час и даже больше. И уже не об Элиасе, а обо всем другом. Даже о спорте. Например, о предстоящих соревнованиях по плаванию - ну уж тут я вошел в азарт. Словом, мы чувствовали себя друг с другом вполне непринужденно. Я чуть было даже не спросил, чем занимаются в наркомате экономисты, но успел вовремя прикусить язык.

Ирья Лийве чудесная женщина. Не будь она старше меня на пять лет... Господи помилуй, уж не влюбился ли я.,. Хорош: какую белиберду понес!.. Ирья любит нашего сбежавшего инженера, сна сейчас такая несчастная, а я думаю про нее такую чушь!.. Впрочем, я ведь это несерьезно, просто хотелось бы ей помочь.