Пауль Куусберг - В разгаре лета

В душе я доволен, что решено защищать Таллин до последнего. Так или иначе, Таллин мы легко не отдадим. Теперь я уверен почти на все сто, что немцам не овладеть столицей нашей республики.

Хотя положение на эстонском отрезке фронта стабилизируется, все-таки моя мама и сестры в ближайшее время уедут в эвакуацию. Какой им смысл оставаться в самом пекле боев? Пусть поживут где-нибудь на Волге, а когда гитлеровцев вышвырнут из Эстонии и всего Советского Союза, приедут назад. Уж как-нибудь они там проживут. Понятно, покидать свой дом даже и ненадолго - дело тяжелое, но погибнуть от случайной авиабомбы -это уж совсем глупо. Я, кажется, говорил, что мама еще раньше собиралась уехать в советский тыл. Но до сих пор я возражал. А мама всегда со мной считается, все равно как с отцом.

Думаю, что мой отец был или коммунистом, или хотя бы социалистом. Конечно, не социалистом из господ, а честным социал-демократом, боровшимся с буржуазной властью. Я уже говорил мимоходом, что однажды в нашей квартире был обыск. Ничего подозрительного не нашли, полицейские и шпики ушли с носом. Пораскидали все из шкафов и ящиков столов, и сестры мои очень испугались, но я только смотрел на этих гостей со злобой. Позже, когда я малость повзрослел, мама рассказала мне, что в тот раз у нас искали запретную литературу, подозревали, что отец привозит из заграничных портов красные брошюры и газеты. Отец и в самом деле этим занимался, но ничего подозрительного он дома не держал, а сразу относил куда следует.

Я уже побывал у нашего домохозяина и сказал, чтобы он сохранил за нами квартиру, если мама и сестры эвакуируются. Я останусь в Эстонии и буду по-прежнему платить за жилье, а если со мной что-нибудь случится, то мама, когда вернется из России, уладит все как положено. Хозяин пообещал мне не только сохранить квартиру за нами, но и последить за тем, чтобы ничего из нашего добра не пропало. И я знаю, он это сказал не просто так, он слово сдержит. Он стал какой-то тихий и перестал со мною спорить. Жалуется только, что сына его все равно призовут в армию, а что тогда будет с парнем, одному богу известно. Я спросил его, где Хуго. Он ответил, что пошел работать на железную дорогу. Я сказал ему, что с уклоняющимися от мобилизации обходятся чертовски строго. Хозяин зыркнул на меня пытливо и сказал: нет-нет, ни он, ни его Хуго не пойдут против закона. Семья их всегда подчинялась распоряжениям властей. Другое дело, если Хуго по здоровью, по работе или по какой другой причине получит отсрочку и всякое такое... В конце концов он разговорился и посоветовал мне быть поосторожнее и не соваться куда не надо. В Пярнумаа мне повезло, но в другой раз может и не сойти так легко. Откуда он узнал, что было в Пярнумаа? Наверно, сестры наболтали. Подслушали мой разговор с матерью и разнесли по всему дому. Бабы все такие. И старухи, и девчонки. А может, просто похвастались: какой, дескать, у них брат? Надо бы немножко вложить им ума, чтобы научились держать язык за зубами.

Вот я собираюсь вложить им ума, а сам ведь ни одну из сестер и за косички не дернул. Слишком жалел. Ребята из нашего района быстро усвоили, что у Рийны и Эллен есть брат. Я уже разогнал нескольких не в меру ретивых ухажеров. Небольшая зарядка перед сном приносит иногда пользу. Но в последнее время моим сестрам что-то разонравилось мое заступничество. Странный народ! Не хотят, чтобы их брат призывал к порядку слишком уж развязных молодчиков. Говорят, я всех распугал и никто с ними не танцует! Танцуйте, дурочки, но с теми, кто не норовит в первый же вечер целоваться с вами в подворотне. Вот стукнет вам по шестнадцать, тогда обе получите волю, но не раньше. Рийне уже скоро будет шестнадцать, а вот Эллен придется еще немножко потерпеть.

Ну, я, конечно, преувеличиваю. Во-первых, сестры мои никакие не вертихвостки, а во-вторых, я вмешиваюсь только тогда, когда они сами же и просят избавить их от слишком назойливых кавалеров.

Честно говоря, жаль, что они уедут. Вздорные они, конечно, и кокетки, и пустомели, и ветреницы, и язвы, и непослушные, и своенравные, и вообще ужас какие невыносимые, но уж больно я к ним привык. Ведь они мои сестры, и кто о них позаботится там, в России? Ну, ясное дело, мама. Но разве ей одной справиться со всеми заботами?

Во время политбеседы у нас возник спор. Нашему политруку нравится, когда ребята не поддакивают каждому его слову, а высказывают и свое мнение. Он не из тех начальников, кто любит без конца командовать и поучать. Еще вчера Руутхольм сказал мне, что вообще-то он как политработник тут и не нужен. "Ну что я вам буду объяснять, если вы все и сами понимаете так же хорошо, как я. Ведь если бы не понимали, так и не вступили бы в истребительный батальон". Он, конечно, немножко преувеличивает. Из всех людей в нашей роте он, безусловно, лучше всех разбирается в политике. Сразу видно, что проглотил пропасть умных книг, про империализм рассуждает так, будто сам был президентом какого-нибудь международного концерна. И ведь при этом ходил в школу не больше моего, а меньше. Откуда же монтажник центрального отопления мог набраться столько ума? Не всему же он научился за тот год, что проработал директором. Поразительный, ей-богу, человек все лучше это вижу. Впрочем, хватит о Руутхольме, уж очень я отвлекаюсь.

Спор начал я. А именно, заявил, что в Эстонии происходит гражданская война. Прямо не дает покоя, что в Пярнумаа оказалось так много лесных братьев и что они вели себя так нагло. До поездки на особое задание меня не особенно беспокоили разговоры о бандитах. Экая важность, думал я, если один-другой сумасшедший засел в кустах! Но в Вали я убедился, что дело это вовсе не такое простое. А после увиденного в Вяндре я понял, что лесные братья - сила совсем не шуточная. И вдруг меня шарахнуло, будто громом с ясного неба: не происходит ли у нас в Эстонии нечто такое, что было в России после Октябрьской революции и про что написано в "Кратком курсе". Не в таком, разумеется, масштабе, не с таким, разумеется, четким делением на два фронта, но, по сути, в общем-то похожее.

Мне было очень интересно, что на это скажет Руутхольм.

Политрук не согласился со мной. По его мнению, я преувеличил роль бандитизма. В лице лесных братьев мы, как он уверяет, имеем дело вовсе не с организованной военной силой, а с крошечными отрядами буржуазии, действующими хаотически и вразброс. А гражданская война - это совсем другое, чем разгон бандитских шаек, захватывающих провинциальные исполкомы. Диверсионные акты лесных братьев еще не могут изменить характера войны. Даже и с чисто эстонской точки зрения, главное в ней - всенародная борьба с немецким фашизмом.

И тут спор сразу стал общим. Мне очень нравится, что Руутхольм не считает нас мальчишками, чье дело - лишь запоминать и заучивать все то, чему он нас учит, как воспитатель по должности и призванию.