Максуд Ибрагимбеков - Концерт для баритона с оркестром

- Охмуряем, значит, трудящихся?

Все чувствует. Во время работы с ним без слов разговаривать

можно, знаками.

- Сам понимаю, что не идет, - говорю ему. - Ты давай начни что-нибудь с длинным вступлением, потяни сколько сумеешь, а я тем временем сбегаю чаю глотну.

- От рояля никуда не отходи! Без чая обойдешься! - а сам тем временем в зал улыбается, с кем-то здоровается. - Смотри, - говорит, - слева у второго окна кто стоит. Увидел? Кадр в желтом пожаловал.

Это он так зашифрованно, чтобы Адиль не понял, Алю называет, она в университете учится на третьем курсе, а сам шипит от злорадства, правда, это может и ничего не значить, у Сеймура, даже когда он о своей больной бабушке говорит, в глазах ехидство светится.

- Погляди, - говорит, - на его уши.

- На чьи? - я и вправду не понял.

- На саксофониста нашего. Первый раз вижу, чтобы у человека при виде любимой женщины уши торчком вставали. Загадка природы.

- Перестань. Я тебя очень прошу! Не смотри в его сторону, - попробуй петь нормально в таких условиях!- Тебе понравится, - говорю, - если он сейчас подойдет и трахнет саксофоном по крышке инструмента?!

Подействовало. Он на этот рояль только не молится, собственноручно вытирает с него пыль, даже настройщика допускает к нему только в своем присутствии. Целых два года мы уговаривали дирекцию Клуба моряков купить нам вместо старого инвалида приличный инструмент. Купили по случаю. Не шуткиконцертный "Беккер". Пока клуб ремонтируется, нам разрешили поставить его здесь в актовом зале нефтяного института. В запертом виде, конечно.

Сеймур сразу перестал улыбаться.

- Как же! Сразу по крышке! Из-за того, что зайка лиску полюбил? А ты чего стал? Работать надо! Начали.

Ребята переглянулись, никто не вступает, все стоят молча, пюпитры разглядывают. Кроме Бориса, разумеется. Он с первого же такта впредь до выяснения рода занятий палочки отложил в сторону, шелестит себе полегоньку вслед за роялем щетками.

Как это я сразу не догадался? "Скажи, что любишь меня". Сперва Адиль, за ним саксофон, баритоны потянулись, потом трубы вступили на самой высокой ноте... Хорошо. Ах как хорошо. Литавры. Вовремя, удивительно как вовремя... Что это? Почему? Исчезли все. Все по очереди. Теперь никого нет. Только я на сцене и только оркестр. Оркестр с одним лицом. Излучает, выливает музыку из себя мягкими волнами, теперь выбрасывает прерывистыми судорожными толчками...

Звуки теснятся вокруг, ударяются о кожу лица, рвутся упругими разноцветными шмелями под крышу, стучат и бьются с размаху в стекла окон.

Каждый из нас - часть целого. Кончики пальцев и сердце, подрагивающие ноздри и розовый мозг, глаза и кожа с просвечивающими нервами - на всех одни.

Я вижу зал - это мохнатый зверь в черном ущелье под ногами, дергается, все чаще и чаще дергается под новыми "ударами бича...

Звуки проникают сквозь кожу и кости, сокращаются им в унисон мышцы, и вскипает пьянящей пеной кровь. Вдребезги разлетаются стекла, осколки превращаются в облачко радужной пыли, кувалда плющит металл и дробит в щебень булыжник и мрамор. Рвутся слова из горла, подступают к губам, переливаются в зал и заполняют все его пространство. Это так просто. И просто и легко. Скажи, что любишь меня. Скажи, что любишь меня!

- Вы хорошо поете!.. - в голосе никакого восхищения не ощущается, только удивление. Внимательно смотрит на меня, вернее, рассматривает. - Мне говорили, но я не очень верил.

Катись ты знаешь куда! Самое важное для меня в жизни, верил ты или не верил! Я ему кивнул, взял полотенце и рубашку и пошел в душевую. Все на мне промокло насквозь от пота. Горячей воды, конечно, нет. Переоделся в сухое, умылся, мало все-таки нужно человеку - все равно приятно! Адиль заглянул в душевую:

- Заснул? Иди скорее, этот наш бывший сосед приличным человеком оказался. Пошли, как бы Сеймур все не испортил.

С Сеймуром все будет в порядке. Нюх у него такой, что за тысячу километров полезное чувствует. Для себя и заодно для нас: слушает вроде бы невнимательно, а ведь ни одного слова не пропустит, все сечет.

- Я не понимаю, в чем дело, ребята? По-моему, вы должны быть очень довольны. Условия прекрасные, будете выступать как профессионалы от нашей филармонии: За два месяца неплохо заработаете. Два-три концерта ежедневно. Люди об этом мечтают.

- Два чёса в день?! -тон у Сеймура до того искренний,

что даже я в него поверил. - Надорваться ведь можно, товарищ

Тагиев.

Значит, бывшего соседа и виолончелиста зовут товарищ Тагиев.

- Если удастся, - сказал товарищ Тагиев, - будем пробивать, чтобы за сверхурочную работу вам бы платили полторы ставки. Если удастся.

- А это законно? - ну уж если Сеймур забеспокоился о законности, значит, у него ни одного возражения не осталось.

- Сочи, Гагра, Ялта. Лучшие площадки! Что еще вам надо!

Пицунда! Природа.

- Природа? - явно человек впервые услышал это слово.- А-а, понятно. А что, шефаки тоже будут? - озабоченно спросил Сеймур.

Да при чем здесь!.. Это же сказка! Мечтать о таком не могли! Перегибает Сеймур, перегибает. А тот, товарищ Тагиев, как ни в чем не бывало терпеливо объясняет ровным голосом:

- Разумеется. Несколько бесплатных шефских концертов вам придется дать. На заводах или других каких-нибудь предприятиях. Но это же нормально, по-моему, в паузе он обвел всех нас взглядом, и, когда дошла очередь до меня, я не удержался, кивнул. - Если возникнут какие-нибудь осложнения с руководством клуба, вы скажите, филармония договорится.

- Не надо, - чуть-чуть торопливей обычного сказал Сеймур. - Мы сами. На лето нас отпустят. И на лето, и на осень, и на все остальное время... И вообще, товарищ Тагиев, если вы обратитесь к руководству клуба по этому вопросу, оно вам немедленно объявит самую горячую благодарность.

--Вот и прекрасно! Значит, обо всем договорились, - последние слова он почему-то сказал, обращаясь ко мне. Вынул платок из кармана, вытер лицо. Вспотел-таки после разговора с Сеймуром... Ничего себе платочек, накройся таким на позиции в сильно заболоченной местности, самый зоркий снайпер тебя не разглядит. Цвета хаки платочек!

Сеймур его проводил до двери, подождал, пока он дошел до конца коридора, потом плотно закрыл дверь и повернулся к нам.

- Смирно! Поняли? - сказал он. - Я давно жду, и наконец-то это случилось! Надо немедленно обмыть. Бабки на стол! - Он первый бросил на стол десятку.

Все уже разошлись, но у подъезда несколько человек маячило, в основном девицы. Сеймур меня толкнул в бок - так и есть, "кадр в желтом" с цветочками в левой руке и томлением во взоре. И взор этот почему-то устремлен на меня. Я вцепился в локоть Сеймура и сделал вид, что по уши завяз в разговоре, мол, ничего не вижу, ничего не слышу, благополучно проскочили мимо взгляда. У Адиля сразу же уши торчком и на морде восторг и слюни.