Вероника Капустина - Март

Оля продолжала бегать. Она оказывалась на месте встречи в когда-то условленный у них час, неприлично долго ждала, а потом бежала одна по их маршруту. Иногда она тихо плакала и плач дрожал от бега. Эти-то смешные прерывистые звуки и услышала Ляля, возвращаясь из магазина. Стоял уже сентябрь, но усталое солнце время от времени все же опрокидывало на Лялю порции энергии, прежде чем посадить ее на голодный зимний паек. Ляля с тяжелой сумкой и на каблуках легко догнала изрядно похудевшую и все-таки неуклюжую Олю в кроссовках. И сказала:

- Пошли ко мне. Чаю попьем.

Оля пошла. Еще как пошла! На Лялю хлынула, уже без перерывов и вздрагиваний, мощным потоком, вся история, кроме... кроме той ее части, о которой Ляля сама догадалась, спросив: "У вас отношения близкие?" и услышав в ответ: "Понимаешь, Ляля..."

- Во-первых, меня зовут Ольга, - резко перебила Ляля, которая уже давно вернула себе отнятое в детстве имя. - А во-вторых, всегда лучше знать правду: у него есть женщина. Я их видела. Ехали на соседнем эскалаторе. Поминутно обнимаются. Пока доехали вниз, успели обцеловать друг друга с ног до головы. Смотреть противно. Ладно, это неважно. У вас все равно ничего бы не получилось. Вы - два сапога на одну ногу. Не обижайся на меня. Кто еще, кроме меня, тебе это скажет! И не реви. Тебе еще не тридцать... - Последняя фраза, правда, получилась у Ляли какой-то неуверенной.

Ляле было очень жаль Олю. Как девочку с врожденным пороком сердца, которую вчера оперировали-оперировали, а в результате - то же самое, инвалид. А в терапии Ляля не сильна. Ее дело - резать. Наутро Оля проснулась с мыслью: "Я хочу, чтобы она умерла". Оля не испугалась. Злое утреннее, может, последнее в этом году солнце просачивалось в комнату, и Оля, лежа на спине и одеревенев от напряжения, радостно думала: "Я хочу, чтобы она умерла". Мысль накатывала и разбивалась в мелкие брызги: "Она не нужна, эта Ляля! Она нарочно живет, чтобы нам мешать. Все из-за нее и вышло. Ненавижу. Ее специально здесь родили. Хочу, чтобы она умерла..." И так далее. Голова закинута, подбородок поднят, слезы стекают куда-то в уши. Может быть, эта мысль и была самым решительным поступком в Олиной жизни. Но то ли вялые клетки ее мозга слабо излучали, то ли расхожее мнение, что злая мысль всегда ухитряется как-то выйти наружу и настигает жертву, как пущенная стрела, чушь собачья, только ничего такого не произошло. И хорошо, конечно. И правильно.

Так, ну что у нас дальше? Дальше - все! Прошло семь лет, начался новый жизненный цикл. Ляля вышла замуж, удачно или нет, сказать нельзя, потому что она сделалась героиней совсем другого рассказа, если все-таки допустить, что все мы вставлены в какие-то сюжеты. Работа действительно ее никогда не обманывала, и Ляля тоже платила ей верностью, но обеим это поднадоело. Алеша после смерти матери совсем перестал попадаться соседям на глаза, хотя никуда не переехал. Просто его не было. По крайней мере, для других. Доподлинно известно только одно: на женщине с эскалатора он не женился. Она так и проехала куда-то вниз, куда сползают все недодуманные сюжеты. Оля же еще долго бегала, и ее измученный взгляд кого пугал, кого смешил. Потом она перешла на ходьбу. Когда через несколько лет к ней присоединилась овдовевшая мама, они стали делать передышку на вокзальной скамейке. С Алешей Оля до вокзала никогда не добегала, так что это "ружье" не стреляет. А в остальном она осталась верна маршруту и сюжету. Оля где-то работает, не здоровается с Лялей, чего та просто не замечает. Оля пополнела, стала еще более неуклюжей... В общем, по всему видно, что в жизни ее продолжается март напрасный месяц, которому никогда не свести зиму с летом, человека с человеком, концы с концами.