Александр Герцен - Былое и думы (Часть 7)

Голицын нашел средство и из этого успеха сделать себе убыток. Упоенный рукоплесканиями, он послал в конце первой части концерта за корзиной букетов (не забывайте лондонские цены) и перед началом второй части явился на сцену; два ливрейных лакея несли корзину, князь, благодаря певиц и хористок, каждой поднес по букету, Публика приняла и эту галантерейность аристократа-капельмейстера громом рукоплесканий. Вырос, расцвел мой князь и, как только окончился концерт, пригласил всех музыкантов на ужин.

Тут, сверх лондонских цен, надобно знать и лондонские обычаи - в одиннадцать часов вечера, не предупредивши с утра, нигде нельзя найти ужин человек на пятьдесят.

Ассирийский вождь храбро пошел пешком по Rйgent street с музыкальным войском своим, стучась в двери разных ресторанов, и достучался наконец: смекнувший дело хозяин выехал на холодных мясах и на горячих винах.

Затем начались концерты его с всевозможными штуками, даже с политическими тенденциями. Всякий раз гремел Herzens Waltzer18, гремела Ogareffs Quadrille19 и потом "Emancipation Symphonie"20 - пьесы, которыми и теперь, может, чарует князь москвичей и которые, ве(293)роятно, ничего не потеряли при переезде из Альбиона, кроме собственных имен - они могли легко перейти на Potapoffs Waltzer21, Mina Waltzer22, a потом и в Komissaroffs Partitur23.

При всем этом шуме денег не было - платить было нечем. Поставщики начали роптать, и дома начиналось исподволь спартаковское восстание рабов.

...Одним утром явился ко мне factotum24 князя, его управляющий, переименовавший себя в секретаря, с "регентом", то есть не с отцом Филиппа Орлеанского, а с белокурым и кудрявым русским малым лет двадцати двух, управлявшим певцами.

- Мы, Александр Иванович, к вам-с.

- Что случилось?

- Да уж Юрий Николаевич очень обижает, хотим ехать в Россию - и требуем расчета; не оставьте вашей милостью, вступитесь.

Так меня и обдало отечественным паром, - словно на каменку, поддали...

- Почему же вы обращаетесь с этой просьбой ко мне? Если вы имеете серьезные причины жаловаться на князя, - на это есть здесь для всякого суд, и суд, который не покривит ни в пользу князя; ни в пользу графа.

- Мы, точно, слышали об этом, да что ж ходить до суда. Вы уж лучше разберите.

- Какая же польза будет вам от моего разбора? Князь скажет мне, что я мешаюсь в чужие дела, - я и поеду с носом. Не хотите в суд, - пойдите к послу, не мне, а ему препоручены русские в Лондоне...

- Это уж где же-с? Коль скоро- русские господа сидят, какой же может быть разбор с князем; а вы ведь за народ: так мы так и пришли к вам - уж разберите дело, сделайте милость.

- Экие ведь какие; да князь не примет моего разбора - что же вы выиграете?

- Позвольте доложить-с, - с живостью возразил секретарь, - этого они не посмеют-с, так как они очень (294) уважают вас, да и боятся-с сверх того: в "Колокол"-то попасть им не весело - амбиция-с.

- Ну, слушайте, чтоб не терять нам попусту время, вот мое решение: если князь согласен принять мое посредничество, я разберу ваше дело - если нет, идите в суд; а так как вы не знаете ни языка, ни здешнего хожденья по делам, то я, если вас в самом деле князь обижает, дам человека, который знает то и другое и по-русски говорит.

- Позвольте, - заметил секретарь.

- Нет, не позволяю, любезнейший. Прощайте. Пока они ходят к князю, скажу об них несколько слов. Регент ничем не отличался, кроме музыкальных способностей - это был откормленный, крупичатый, туповато-красивый, румяный малый из дворовых - его манера говорить прикартавливая, несколько заспанные глаза напоминали мне целый ряд, - как в зеркале, когда гадаешь, - Сашек, Сенек, Алешек, Мирошек. И секретарь был тоже чисто русский продукт, но более резкий, представитель своего типа. Человек лет за сорок, с небритым подбородком, испитым лицом, в засаленном сертуке, весь - снаружи и внутри нечистый и замаранный, с небольшими плутовскими глазами и с тем особенным запахом русских пьяниц, составленным из вечно поддерживаемого перегорелого сивушного букета с оттенком лука и гвоздики, для прикрытия. Все черты его лица ободряли, внушали доверие всякому скверному предложению - в его сердце оно нашло бы, наверное, отголосок и оценку, а если выгодно, и помощь. Это был первообраз русского чиновника, мироеда, подьячего, коштана. Когда я его спросил, доволен ли он готовившимся освобождением крестьян, он отвечал мне:

- Как же-с, - без сомненья, - и, вздохнувши, прибавил: - Господи, что тяжеб-то будет-с, разбирательств! А князь завез меня сюда, как на смех, именно в такое время-с.

До приезда Голицына он мне с видом задушевности говорил:

- Вы не верьте, что вам о князе будут говорить насчет притеснения крестьян или как он хотел их без земли на волю выпустить за большой выкуп. Все это враги распускают. Ну, правда, мот он и щеголь; но зато сердце доброе и для крестьян отец был. (295)

Как только он поссорился, он, жалуясь на него, проклинал свою судьбу, что "доверился такому прощелыге... ведь он всю жизнь беспутничал и крестьян разорил; ведь это он теперь прикидывается при вас таким - а то ведь зверь... грабитель..."

- Когда же вы говорили неправду: теперь или тогда, когда вы его хвалили? спросил я его, улыбаясь.

Секретарь сконфузился - я повернулся и ушел. Родись этот человек не в людской князей Голицыных, не сыном какого-нибудь "земского", давно был бы, при его способностях, министром - Валуевым, не знаю чем.

Через час явился регент и его ментор с запиской Голицына - он, извиняясь, просил меня, .если могу, приехать к нему, чтоб покончить эти дрязги. Князь вперед обещал принять без спору мое решение.

Делать было нечего, я отправился. Все в доме показывало необыкновенное волнение. Француз слуга, Пико, поспешно мне отворил дверь и с той торжественной суетливостью, с которой провожают доктора на консультацию к умирающему, провел в залу. Там была вторая жена Голицына, встревоженная и раздраженная, сам Голицын ходил огромными шагами по комнате, без галстуха, богатырская грудь наголо, - он был взбешен и оттого вдвое заикался, на всем лице его было видно страдание от внутрь взошедших - то есть не вышедших в действительный мир - зуботычин, пинков, треухов, которыми бы он отвечал инсургентам в Тамбовской губернии.

- Вы б-б-бога ради простите меня, что я в-вас беспокою из-за этих м-м-мошенников.

- В чем дело?

- Вы уж, п-пожалуйста, сами спросите - я только буду слушать.

Он позвал регента, и у нас пошел следующий разговор:

- Вы недовольны чем-то?

- Оченно недоволен... и оттого именно беспременно хочу ехать в Россию.

Князь, у которого голос лаблашевокой силы, испустил львиный стон - еще пять зуботычин возвратились сердцу.

- Князь вас удержать не может так вы скажите, чем недовольны-то вы? (296)

- Всем-с, Александр Иванович.

- Да вы уж говорите потолковитее.