Василий Катанян - Лоскутное одеяло

24 апреля. Из Баку прилетели со своими 11 камерами и кучей механиков и ассистентов в Ашхабад на военном самолете, я всю дорогу над Каспием проспал в бомболюке на каких-то брезентах. Такой был усталый после жутких съемок на нефтепромыслах, что согласился стать фугаской, лишь бы уснуть. "Назвался бомбой - полезай в бомболюк", - сказал штурман, задвигая какую-то щеколду...

В Ашхабаде нет той ужасной жары, что в Баку, а должна бы быть. Будем снимать скачки - сто лошадей с джигитами в костюмах, взятых напрокат в оперном театре. Но можно передохнуть три дня, и еще не прилетел Леня Махнач.

Утром в буфете встретил Миронову и Менакера, они здесь на гастролях. Мы с ними здороваемся, но они, верно, не помнят, где мы познакомились и кто я, просто видят - знакомое лицо и отвечают на поклон, улыбаясь, особенно Менакер. А я их снимал для капустника в ЦДРИ где-то в 53-м и потом сидели там за одним столиком, встречая Новый год. Но, как говорится в анекдоте, "это не повод для знакомства". А тут в буфете разговорились с Александром Семеновичем, и я напросился поехать с ними вечером на концерт, поскольку люблю их слушать.

Им подали автобус (на двоих), и мы поехали в Фирюзу. Дорога была чудовищная, в автобусе швыряло, и Миронова, сердитая, двумя руками держалась за спинку переднего сиденья. А мы с Менакером разговаривали, и я вспомнил, как он впервые выступал в Москве. Но до этого рассказал, как я мальчишкой ходил на концерты и там видел Миронову, она читала монологи с Капой, один даже я запомнил, это было в клубе Кухмистерова, году в 38-м. Она была в черном длинном платье, и меня удивили серебряные браслеты на двух руках, их было много-много.

- Золотые, - сказала вдруг Миронова. Ее хоть и швыряло, но она все услышала.

- Но ведь на двух руках?

- На двух, на двух.

Монолог (телефонный разговор) был про обмен квартиры, и она говорила: "Я живу в самом центре. Что значит - где? Вот центр, а вот мой дом. Что, адрес? Пишите - Сокольники..." Сокольники были тогда далеко, это меня рассмешило и запало в молодые детские мозги, которые в то время я не очень-то утруждал... Тут Миронова обернулась и посмотрела на меня внимательно, а Менакер спросил ее:

- Почему же я не знаю этот монолог?

- Да потому что тебя тогда еще не было. Был Миша.

И я вспомнил, что Мария Владимировна была когда-то замужем за нашим режиссером Михаилом Слуцким. Он потом шутил, что служил у Мироновой шофером каждый вечер возил ее с концерта на концерт...

А в 1939-м, кажется, открылся в Москве, в помещении только что задушенного театра Мейерхольда Театр эстрады и миниатюр, который давал два представления в 7 и в 10 вечера. В труппе тогда были Миронова, Рина Зеленая, Нурм, Бельский - остальные в памяти не остались. Я любил ходить в этот театр. В одной программе была поставлена одноактная опера "Граф Калиостро", кажется, с либретто А.Толстого, и Миронова там пела, она была в белом серебристом платье с фижмами, с голыми плечами, в белом парике, и до сих пор помню мушку над губой. Вот западают же в память такие подробности - и на много лет!

- Что было - то было, - сказала Миронова, усмехнувшись.

В программках театра всегда стояло три знака вопроса - "???", и нам представляли то Тамару Церетели, то Смирнова-Сокольского, то молоденького Райкина, а однажды - не менее молоденького Александра Менакера, ленинградского гастролера.

- Вы, Александр Семенович, сидя на авансцене за роялем, пели пародию на романс "Я помню день"! Там были такие слова: "Я помню день, да, это было счастье, Бог в этот день эстраду создавал". Пели?

Они засмеялись, и я тоже.

- И потом там были такие слова, на мотив "Ну, улыбнись, милый, ну, не сердись, милый"... "Ну, улыбнись, Ева, ну, не сердись, Ева, и плод запретный с древа ты сорви". Так, мол, появилась первая эстрадная пара.

Или вот я еще помню про вас, шла война, это уже пятилетний юбилей Театра миниатюр, и играли вы в помещении Клуба милиции. Все нарядные актрисы сидели на сцене, входила Татьяна Пельтцер и говорила: "Пришла Изабелла, на ней такая накидка из выдры!" "Даже непонятно, где она - где выдра", - замечала Миронова.

Потом вы играли скетч, как Миронова приходит на прослушивание, а Менакер аккомпаниаторша. Он (она) снимал боты, ставил их на рояль и начинал лупить по клавишам. Миронова его останавливала: "Тише, ты что, капусту рубишь, что ли?" Пела она плохо, в театр ее не приняли, и, уходя, она сказала: "Ну что ж. Пойду наниматься семьдесят шестой ассистенткой к Кио". По молодости лет это тоже меня смешило.

Вот такие были осколки воспоминаний, вынырнувшие из облаков памяти.

После концерта ужинали у них в номере, холодный варенец с чуреком, дыня. Это был конец гастролей, и они были усталые, какие-то озабоченные. Александр Семенович показался мне более общительным, и с ним я чувствовал себя свободнее. Уезжали они на следующий день.

- До Москвы цветы не доедут, возьмите их себе, здесь они еще поживут, сказала Мария Владимировна. Я поблагодарил.

[9 июля, Болшево. 15 июня сдали кругораму. Выстроили огромный кинотеатр о двадцати двух экранах. Михайлову показывали в недостроенном здании, сами все увидели впервые.]

23 июля. Приступил к фильму о Международном кинофестивале в Москве. Он считается первым, но все забыли про Международный кинофест., что был в Москве в начале тридцатых и где показали мультипликации Диснея - "Кукарачу" и "Вива, Вилья". Я назначен режиссером полнометражного фильма, совместно с "Мосфильмом". Почему? Министр Михайлов хочет, чтобы была полуигровая картина. После "Робсона" он меня запомнил и лично назначил.

На фестивале все неотработанно, люди не знают, как это бывает, неразбериха, то кого-то не встретили, то некуда селить, то не знают, кто это такая, то картину привезли в другой кинотеатр и т.п. А главное, основное, о чем говорят все, о чем пишут, по поводу чего собирает Михайлов совещания, о чем устраивают пресс-конференции делегации - это о газированной воде. Жара, все хотят пить, теплый нарзан можно получить бутылку на двоих только во время обеда, а купить, конечно, ничего нигде нельзя. Меня вызвал Михайлов в министерство для указаний, и, пока я поднимался, мне навстречу спускался цвет советской кинематографии - Юткевич, Строева, Райзман, Макарова, Бондарчук, Чухрай, Урусевский, Головня - и до меня доносилось: "Но если каждому давать по стакану... Бутылки можно держать под столом... Почему обязательно газированную?.. А вы пробовали это говно без газа?.. А что пить во время просмотра?.. Я предлагала боржоми, но со мной не считаются... Три бутылки на человека - и никаких гвоздей... Почему три? А если я не выпью?.. Михайлов сошел с ума - откуда лед?.." Строева ковыляла позади всех и стонала: "Пить, пить..." Я понял, что закончилось очередное совещание по творческим вопросам относительно утоления жажды.