Василий Катанян - Лоскутное одеяло

Когда мы вернулись в декабре 1944 года домой, квартира была разорена, а библиотека вывезена в Германию. Потом наступили трудные времена - борьба с космополитизмом, у папы два инфаркта, затем арест, а после тюрьмы существование инвалида. У него развилось тяжелое сердечное заболевание, зрение еще больше ухудшилось, читать он мог всего несколько часов в день. В эти годы он стал писать мемуары, что давалось ему нелегко, но я никогда не слышала, чтобы он жаловался. Всегда чем-то интересовался, вел активнейшую переписку с друзьями-коллекционерами, среди которых были Павел Эттингер, Илья Зильберштейн, Сергей Варшавский.

И вдруг... Погожим сентябрьским днем 1955 года Сергей Петрович Варшавский, писатель и талантливый коллекционер, добрый знакомый отца, направился, как всегда, по Невскому проспекту в Книжную лавку писателей. Рядом с ним какой-то молодой человек показывал своей девушке книги по искусству. И вдруг Варшавский слышит: "Да не показывай мне книги по искусству, ты меня ничем не сможешь поразить. Когда я была на библиотечной практике, я заносила в инвентарную книгу библиотеку некоего Генса и после этого меня удивить книгами никто не сможет!" Сергей Петрович как лев накинулся на молодую девицу, выспрашивая подробности. Оказалось, что она училась в библиотечном техникуме и была на практике в Вильнюсе, где разбирался эшелон с трофейными библиотеками.

Сергей Петрович хорошо знал цену отцовского собрания и понимал, что если библиотека найдется, то и ему достанется что-то из этого сокровища. Он тут же связался с еще одним фанатичным московским книжником и собирателем Игорем Васильевичем Качуриным, и оба Шерлока Холмса срочно поехали в Вильнюс на поиски библиотеки. По некоторым намекам они поняли, что искать следует в городе Минске. Куда они и направились. Вслед за Публичной библиотекой, где они ничего не нашли, они посетили библиотеку Академии наук Белорусской ССР. Но решили не раскрывать карты, а искать исподтишка.

Тут следует отметить следующее. Сразу после войны, когда начался поиск пропавших во время войны культурных ценностей, библиотека Генса была включена в число разыскиваемых. Отец в то время еще не был персоной "non grata". Однако никаких следов библиотеки тогда, будто бы, не было обнаружено.

Итак, Сергей Петрович и Игорь Васильевич пошли в читальный зал и выписали несколько заявок на редкие книги по искусству, о которых знали, что они были у отца. Увы, отказ. Еще раз попробовали что-то выписать. Результат тот же. Разочарованные и растерянные шли они по коридору библиотеки, где столкнулись с сотрудницей, оказавшейся заместителем директора. Она увидела двух чем-то огорченных мужчин явно столичного вида. Обратившись к ним с вопросом, не может ли она им быть полезной, и узнав, что они интересуются книгами по искусству, она пригласила их в свой кабинет. Там она вытащила из шкафа несколько каталожных ящиков, и потрясенные ищейки увидели карточки, написанные от руки знакомым почерком Юлиуса Генса. Так они набрели на каталог библиотеки моего отца.

Не подав вида, они пошли разыскивать директора библиотеки. Сказали, что он скрывает в своих фондах библиотеку советского гражданина. Директор тут же стал все отрицать. Тогда они потащили его в кабинет обескураженного замдиректора и показали ему каталог отца. После малоприятного обмена "любезностями" стало ясно, что надо разговаривать с начальством.

И 20 сентября 1955 года зазвонил телефон. Сергей Петрович Варшавский из Минска сообщил, что напал на след отцовской библиотеки и требуется нотариально заверенная доверенность на ведение поисков. Мы были потрясены!

Нотариальную доверенность тут же отправили. Надо сказать, что отец воспринял эту весть довольно спокойно. Он внутренне настолько распрощался с библиотекой, что, видимо, сил волноваться или радоваться уже не было. Я же была вне себя. Мы вели очень скудную жизнь. Я работала в библиотеке, а, как известно, зарплата библиотечных работников очень маленькая. Отец, как социально вредный элемент, пенсии вообще не получал. Когда после войны подсчитывался ущерб, нанесенный Эстонии немецкими захватчиками, библиотека отца была оценена в один миллион золотых рублей. Мне виделись бутерброды с сыром и шпротами, которые я обожала, но позволить себе тогда не могла. Кроме того, радовалась за Леву - искусствоведа, для которого библиотека отца могла стать важным подспорьем для научной работы.

И тут заварилось... Из Минска шли телеграммы. Президент Академии наук Белоруссии заявил, что, если будет доказано, что библиотека принадлежит советскому гражданину Генсу, книги будут возвращены, но одновременно минское библиотечное начальство приняло хитрые контрмеры. Как уже было сказано, на нескольких сотнях книг была печать библиотеки Эстонского Художественного музея, поскольку работники музея во время войны ими пользовались. Вот только эти книги Белоруссия и была готова вернуть Эстонии. Но не нам! А - по ведомственному принципу - их решили переслать в... Библиотеку Академии наук ЭССР. И вскоре туда прибыли ящики, содержащие только 780 книг из папиной библиотеки, которые были снабжены штампом библиотеки Эстонского Художественного музея.

Тогда было решено подать одновременно в суд и на библиотеку Академии наук Белоруссии, и на библиотеку Академии наук ЭССР с требованием вернуть книги владельцу. Мы обратились к одному из лучших адвокатов республики. Дело слушалось в таллинском городском суде. Прибыл сам директор библиотеки из Минска - Степанюк. Выступали свидетели - из тех, кто перетаскивал отцовскую библиотеку в подвалы Дома искусств, сотрудники Музея, временно заимствовавшие справочные издания в Музей для работы. Всем было ясно, что все доказано, и хотя бы те несколько сот книг, снабженные печатью музея, будут нам тут же возвращены. Степанюк, понявший, что сохранить библиотеку ему не удастся, даже не дождался судебного вердикта и покинул зал заседания.

Итак - "Суд идет". Все торжественно встали, и... судья объявил, что семьсот восемьдесят книг являются собственностью Генса, но в иске Генсу отказать, так как обе Академии наук являются добросовестными владельцами. О добросовестности минских библиотечных работников, которые скрывали книги от читателей, уже было сказано. Даже наши противники были ошарашены таким решением. Впоследствии я узнала от своей подруги юристки, что прокурор, ее приятельница, была вызвана в ЦК КПЭ, где было сказано: книги Генсу ни в коем случае не возвращать.

Мы, наивные люди, верящие в закон, подали апелляцию. Она рассматривалась в Верховном суде Республики. Там ответ был другой. Там нам отказали под предлогом того, что свидетельские показания, прозвучавшие на суде, были будто бы "неконкретными".