Борис Казанов - Осень на Шантарских островах

Пельменная находилась недалеко, двумя домами ниже по улице, но я не узнал ее теперь. За это время в городе появилось много разных перемен. Сейчас, к примеру, все столовые превращали вечером в рестораны, и цены были ресторанные, а в парикмахерских в основном работали культурные женщины, а раньше мужики работали, настоящие разбойники, -- того и гляди волосы оторвут вместе со шкурой! А еще, как я заметил, везде на туалетах появились шикарные портреты мужчины и женщины -- женская головка под буквой "ж" и мужская голова под буквой "м", и разные другие перемены.

В пельменной сидело много народа, но из наших никого не было, кроме Счастливчика. Он сидел за одним столом с двумя девушками, а одно место оставалось свободным, и я занял его.

На Счастливчике был новенький костюм, однобортный, в широкую клетку -влетел он ему, видно, в копеечку. Счастливчик был холостяком, я знал, что он деньги ни во что не ставит, но не осуждал его сегодня: он был такой представительный, прямо красивый в этом костюме... И девушки были под стать ему, особенно одна -- лет восемнадцать на вид, голубоглазая, с загорелой кожей, с венком из одуванчиков в волосах. Вторая была темноволосая, пухлая, в платье с таким глубоким вырезом на груди, что боязно было смотреть. Девушки вели пустяковый разговор, но я чувствовал, что между ними уже вовсю шло невидимое соревнование, как то бывает, когда обеим хочется понравиться одному человеку. И разговор, и загар, и одежда выдавали в них не местных, скорее всего, они были с запада и приехали сюда на селедочную путину.

Счастливчик, казалось, никого не замечал вокруг, занятый какими-то своими мыслями. Он пил водку и молчал и все курил, а я входил во вкус пива -- осушал бутылку за бутылкой, а потом подошла официантка. Это была еще молодая женщина, но уже с усиками, в служебной форме с кружевами, а на руке у нее был якорек вытатуирован -- может, в прошлом морячка была или так чего. Она сосчитала пустые бутылки на столе и подозрительно посмотрела на меня.

-- Чего смотрите? -- разозлился я. -- Я ничего не украл, я человек честный.

-- Вы один или с товарищем? -- спросила она у Счастливчика.

-- Чего? -- не понял Счастливчик.

-- Деньги, говорю, за этого гражданина тоже заплатите?

-- Хорошо, -- Счастливчик невесело подмигнул мне.

Он бросил ей сотню -- одной бумажкой, и она так быстро стала отсчитывать сдачу, что уследить за ее руками немыслимо было, только якорек мелькал... Счастливчик, не пересчитывая, сгреб бумажки и сунул их в карман. Девушки тоже рассчитались, одна из них поднялась -- у нее было обиженное лицо, а вторая, с одуванчиками, продолжала сидеть, и тут я увидел, что она -- впервые за это время -- открыто смотрит на Счастливчика. Это стоило ей немалых трудов: лицо разгорелось, на лбу от волнения пульсировала жилка...

Неизвестно, чем бы это кончилось, но тут Счастливчик посмотрел на нее.

-- Ну как, договорились? -- сказал он и вдруг положил ей руку на бедро. Я прямо позавидовал, что он умеет такие вещи делать просто-запросто.

Девушка вскочила так стремительно, что опрокинула стул.

-- Как вам не стыдно! -- сказала она. -- Такой симпатичный, а хамите...

Счастливчик засмеялся, и я почувствовал, что ему приятно стало, что его назвали "таким симпатичным". Девушки направились к выходу. В дверях та, с одуванчиками, оглянулась на Счастливчика, но он уже не смотрел на нее.

-- Девка ничего, -- заметил я.

-- Что толку, -- ответил Счастливчик. -- Я просто замыслился весь. С тех пор, как научник погиб, места себе не нахожу.

"Врешь ты все!" -- подумал я.

-- Он ни черта не боялся, -- начал свое Счастливчик. -- А перед рейсом всегда семье завещание оставлял на случай смерти -- он, видно, чувство имел, что скоро помрет. Вот такой человек был! Бывало, на Курилах -- шторм, зыбь гонит, а он ко мне: давай, Володя, разогревай двигун, поедем на лежбище -дело есть. А я говорю: какое такое дело, еще перевернемся к чертям собачьим. А он: понимаешь, сивучиха из гарема к холостякам зашла. Интересно мне, накроют они ее или не накроют, а отсюда в бинокль ни черта не видать. Я отвечаю: если зашла, значит, накроют, ясное дело, мол. А он: не совсем, говорит, ясное, Володя. Это, говорит, научная проблема... Вот такой человек был, честное слово! Он среди ученых был первым, новый вид тюленя открыл, тридцать третий, что ли. Не из-за денег работал, веселый такой был, только погиб глупо, не повезло ему...

Мы помолчали.

-- Ты, -- сказал Счастливчик и наклонился ко мне через стол, отодвигая посуду. -- Я смерти не боюсь, но у меня все в башке звенит, когда я думаю...

-- Надо тебе убегать с флотов, если думать начал, -- ответил я ему. Я захмелел от пива, и мне хотелось разговаривать с ним. -- Думаешь, я не знаю, что мне Шурка изменяет? -- сказал я. -- Знаю. И что? А то, что я ей деньги перевел и ее детишек от Витьки воспитываю. А почему? А потому, что я не думаю об этом, я их всех все равно любить хочу, вот как!

-- Про что я тебе говорю? -- рассердился Счастливчик и толкнул меня в грудь. -- Я тебе о смерти, о смерти говорю, а ты мне про Шурку плетешь... Ты что?

-- А ты что? -- Я тоже толкнул его локтем.

-- Меня все зовут "Счастливчиком", -- сказал он. -- А знаешь почему?

-- Почему тебя зовут Счастливчиком? -- заинтересовался я.

-- Будто не знаешь?

-- Истинный бог! Все некогда было спросить...

-- Дурак ты, -- сказал он и отвернулся.

-- Нет, скажи! -- не отступал я.

-- В шестьдесят втором, помнишь, четыре эрэса потопло? Один только человек выжил -- за киль удержался, когда судно перевернулось. Помнишь?

-- Ясно, что помню, -- ответил я. -- В газетах тогда печатали. Точно, один паренек спасся...

-- Это я, -- сказал Счастливчик.

-- Ну! -- не поверил я.

-- А в шестьдесят седьмом вот что было, -- рассказывал он. -- На базе "Анна" я за одну девчонку вступился с витаминного завода, так меня шпана всего ножиками изрезала... Положили в больницу, а ребята в море ушли, и все погибли, до одного... В шестьдесят девятом, я тогда гарпунером был на китобойце, со мной на берегу тоже история приключилась -- уже не помню, за кого я вступился, а ребята в Берингово ушли без меня и остались там...

-- Как же, помню, -- прервал я его. -- Бухта Иматра, три могилы из камня, на самом мысу...

-- Рыбачки меня в Невельске камнями закидали, когда я домой приехал. За то, что я живой остался! Я у мамы своей два раза после этого был, и все ночью... И невеста от меня ушла -- они подговорили... Ладно, перегорело в душе... -- Он закашлялся и разогнал дым рукой. -- Только вдруг хочется иногда кому-нибудь что-то хорошее сделать... Ну, хоть свитер подарить, как тебе вчера. Что-то такое сделать человеку, чтоб от него слово человеческое услышать!.. Ты понимаешь, что я говорю?

-- Иди ты, -- сказал я и пощупал талисманчик.

-- А ведь я вчера вас бросить хотел, когда прыгнул на льдину, -- вдруг сказал он.