Федор Достоевский - Том 15. Письма. 1834—1881

Как Ваше здоровье? Не могу похвалиться здоровьем, — вот что скверно. Теперь для меня наступает зима усиленной работы день и ночь. Хочу одолеть к весне всё. Это единственная возможная манера работать, то есть без отдыха, иначе надорвешься и не кончишь. Живу я скучно и слишком регулярно. Каждодневно делаю прогулку и прочитываю по нескольку газет, между прочим, и две русские. {1385} По-моему, все эти потрясающие современные события будут иметь непосредственное и скорое влияние и на нашу русскую жизнь, а стало быть, и на литературу. {1386} Во всяком случае времена необыкновенные. Не думаю, чтоб литература проиграла в своем влиянии и значении. Напротив, во всяком случае выиграет, но, читая, например, газеты русские, так и чувствуешь, до какой степени это скороспело и без собственной мысли. (Кроме «Москов<���ских> ведомостей», разумеется.)

Не ответите ли Вы мне как-нибудь, дорогой Николай Николаевич. Вот осчастливите. А я уж обещаюсь быть аккуратным.

Вам искренно преданный

Ваш Федор Достоевский.

Дрезден, 2/14 декабря 1870.

Простите и Вы меня, многоуважаемый Николай Николаевич, что не сию минуту отвечаю на письмо Ваше. Все мои заботы не по силам. Вы пишете мне об обещанной в «Зарю» статье, {1388} о романе. {1389} Я давно уже, с боязнию, ждал Вашего вопроса и — что могу ответить? Теперь, в настоящую минуту, я почти совсем себя придавил. Обязательство в «Русский вестник» было моим долгом, говоря буквально, то есть я остался туда должен значительную сумму. Меня не беспокоили, обращались со мной деликатнейшим и благороднейшим образом. Говоря с полною точностию, повесть (роман, пожалуй), задуманный мною в «Р<���усский> вестник», начался еще мною в конце прошлого (69-го) года. {1390} Я надеялся окончить его даже к июлю месяцу, хотя бы он разросся свыше 15 листов.

Я вполне был уверен, что поспею в «Зарю». И что же? Весь год я только рвал и переиначивал. Я исписал такие груды бумаги, что потерял даже систему для справок с записанным. Не менее 10 раз я изменял весь план и писал всю первую часть снова. Два-три месяца назад я был в отчаянии. Наконец всё создалось разом и уже не может быть изменено, но будет 30 или 35 листов. Если б было время теперь написать не торопясь (не к срокам), то, может быть, и вышло бы что-нибудь хорошее. Но уж наверно выйдет удлинение одних частей перед другими и растянутость! Написано мною до 10 листов всего, 5 отослано, 5 отсылаю через две недели и затем буду работать каждый день как вол, до тех пор как кончу. Вот мое положение; что же могу я в эту минуту отвечать Вам утвердительно?

Верьте, что всё, что написал я Вам, — честная правда, до последнего слова. Не мог же я знать вперед, что целый год промучаюсь над планом романа (именно промучаюсь).

Наконец, если б я, чтобы сдержать мое летнее обещание «Заре», {1391} бросил роман и принялся за другой в «Зарю», то, согласитесь сами, было ли бы возможно физически писать его? Я не мог бы никак бросить теперешнюю работу, именно потому, что она так болезненно досталась мне. Я к Вам обращаюсь, к Вашему тонкому пониманию участи писателя: решите сами, возможно ли это?

Итак, буду писать, — но будущего не знаю. Одно знаю: вторая половина романа достанется мне неимоверно легче, чем первая. Если кончу (что, впрочем, наверно) летом, то к концу года помещу в «Заре» или повесть, или начало романа (то есть такое начало романа, которое, само по себе, есть отдельный роман). Вы просите заглавие? Не могу дать. Вот в чем дело: повестей задуманных и хорошо записанных у меня есть до шести. Каждая такого свойства, что я с жаром присел бы за нее. Но если б я был свободен, то есть если б не нуждался поминутно в деньгах, то ни одну бы не написал из всех шести, {1392} а сел бы прямо за мой будущий роман. Этот будущий роман уже более трех лет как мучит меня, но я за него не сажусь, ибо хочется писать его не на срок, а так, как пишут Толстые, Тургеневы и Гончаровы. Пусть хоть одна вещь у меня свободно и не на срок напишется. Этот роман я считаю моим последним словом в литературной карьере моей. Писать его буду во всяком случае несколько лет. Название его: «Житие великого грешника*. Он дробится естественно на целый ряд повестей. Но не знаю, смогу ли начать его в этом году, если даже к июлю кончу в «Р<���усский> вестник». {1393} Итак, всё во времени. Заглавия теперь дать не могу. Сговоримся же обо всем лично или в конце апреля, или в мае будущего года. {1394} (Я был бы и осенью в Петербурге, если б не запоздал с романом, а стало быть, и с деньгами. Теперь же, в декабре, возможности нет перевезти ребенка, а потому и сижу здесь до весны.) Чтоб окончить в настоящую минуту, скажу Вам, что редакция во всяком случае может обещать меня (без заглавия), и я, что бы ни случилось, слово сдержу. {1395} (NB. Хотя, признаюсь, работа дорого достается, начинаются сильные приливы крови к голове; боюсь, не доконать бы себя. Но меня роман в «Р<���усский> вестник» измучил за год.)

Вы пишете насчет Писемского и Клюшникова. {1396} Но ведь Писемский, во всяком случае, напишет любопытно. {1397} Вы говорите, что их имена не привлекут. Сделайте так: напишите, что в будущем году непременно явятся у вас следующие, — и затем выставьте все имена, то есть Толстого, Кохановскую, Писемского, Клюшникова, Чаева, меня и проч. и проч., — и поверьте, что выйдет по крайней мере прилично. {1398} Ну какой же журнал может обещать больше этого по беллетристике?

В будущем году направление «Зари» могло бы обратить на себя внимание, вследствие клонящихся к тому политических обстоятельств в Европе. {1399} Во всяком случае, все будущие ближайшие годы, как кажется, не обойдутся без начала разрешения Восточно-славянского вопроса. {1400} Если б даже и не состоялась подписка на будущий год вполне удовлетворительная, то журналу как «Заря», то есть с таким направлением, нельзя унывать. Будущность несомненно его возвысит, и даже близкая. Будущность принадлежит этому направлению, а нигилисты исчезнут яко прах. Дело, стало быть, в исполнении задачи.

Вы спрашиваете моего мнения о последних книжках. На лету не скажешь, а если б увидеться, то, кажется, долго и много бы говорил. И как хочется высказать. Для меня «Заря» — вещь родная. Она, почти одна из журналов, стоит за те мнения, которые я ценю теперь выше моей жизни и которым, по убеждению моему, принадлежит будущность. Насчет же теперешнего исполнения, то (исключая Ваших статей, которыми упиваюсь) оно не совсем, по-моему, удовлетворительно. Но всё это — длинная тема. Вот Вам одна крошечная заметочка: по-моему, нельзя бы помещать в одном номере две такие статьи, как об Америке Огородникова и о «Грамотности и народности» Константинова, — они обратно противуположны по направлению. {1401} Огородникову американец плюнул в глаза, а он пишет: это мне понравилось. {1402} Из русского ему нравится и он с почтением говорит лишь о студенте Я., явившемся в глубь Америки, чтоб узнать на опыте, каково работать американскому работнику (!). {1403} И вдруг в том же номере статья Константинова.