Федор Достоевский - Том 15. Письма. 1834—1881

Роман я или испорчу до грязи, до позора (я уже начал портить), или осилю, и хоть что-нибудь да из него выйдет хорошее. Пишу наудачу. Вот теперешний мой девиз. (Всё это между нами, ради Бога.)

А я так мечтал встретить Вас в Петербурге первого. Без сомнения, проехаться Вам в высшей степени необходимо. Но — не останьтесь как-нибудь в Киеве совсем. Ваши письма стали страшно пугать меня за Вас. Вы один из людей, наисильнейше отразившихся в моей жизни, и я Вас искренно люблю и Вам сочувствую. Вы просто в унынии (об смерти начали говорить!). Ах, хорошо бы было нам повидаться!

А «Заря»-то, кажется, и совсем не выйдет. Неужели так? Как грустно. Я апрельского номера вот уже 2 месяца не получаю и в объявлениях не вижу. У меня есть мысль, что «Заря» могла бы спастись от падения, целый план. Но долго описывать, да и специальностей о «Заре» я не знаю. Я только вообще думаю, что не худо бы журналам (хоть одному начать) специализироваться. Например, «Заре» в одну эстетико-критическую сторону и более ничем не заниматься, никаких других отделов. А ведь, право, могло бы удаться. Жаль, что не могу развить перед Вами мою мысль сейчас.

Об Тургеневе читал у Вас (в письме) с наслаждением. Эта шельма художественно верна самому себе. Я его знаю своими боками. {1465} Много бы мог разъяснить, но оставляю до свидания.

Ваш весь искренно Вам преданный

Ф. Достоевский.

Если можете черкнуть — напишите. Адресс тот же. Жена Вам кланяется.

Петербург, 20 января/1872.

Милостивая государыня княжна Варвара Дмитриевна,

Ваше письмо от 6-го декабря я имел честь получить только на этой неделе. Во-первых, адресс был неверен, и, кроме того, я был целый месяц в Москве, {1467} так что письмо Ваше прождало меня всё время у меня на столе в Петербурге. Благодарю Вас очень за внимание к моему роману: я всегда сумею оценить искренний отзыв, как Ваш, и Ваши похвалы мне весьма лестны. Для таких-то отзывов и живешь и пишешь, тогда как в нашем литературном мирке всё, напротив, так условно, так двусмысленно и со складкой, а стало быть, всё так скучно и официально, особенно похвалы и лестные отзывы. Насчет же Вашего намерения извлечь из моего романа драму, то, конечно, я вполне согласен, да и за правило взял никогда таким попыткам не мешать; но не могу не заметить Вам, что почти всегда подобные попытки не удавались, по крайней мере вполне. {1468}

Есть какая-то тайна искусства, по которой эпическая форма никогда не найдет себе соответствия в драматической. Я даже верю, что для разных форм искусства существуют и соответственные им ряды поэтических мыслей, так что одна мысль не может никогда быть выражена в другой, не соответствующей ей форме.

Другое дело, если Вы как можно более переделаете и измените роман, сохранив от него лишь один какой-нибудь эпизод, для переработки в драму, или, взяв первоначальную мысль, совершенно измените сюжет?.. И, однако же, отнюдь прошу не принимать моих слов за отсоветование. Повторяю, я совершенно сочувствую Вашему намерению, а Ваше желание непременно довести дело до конца мне чрезвычайно лестно… {1469} Еще раз извините мой поздний ответ, — но виноват без вины.

Адресс мой, на всякий случай: Петербург, Серпуховская улица, дом № 15.

Примите, княжна, уверение в глубочайшем моем уважении.

Ваш покорнейший слуга

Федор Достоевский.

<���…> [102] 72 г.

Милостивый государь

многоуважаемый Николай Алексеевич,

Я не ответил на письмо Ваше, ожидая выхода мартовской книжки. Вы замечаете мне, что роман сильно затянулся: что делать, я, судя в целом, виноват без вины (но все-таки виноват), а Вы имеете полное право, сознаюсь в том, негодовать. Затем Вы даете мне полные сроки, то есть Вашими словами: «Когда мною написано будет всё или по крайней мере значительная доза», — и тогда уже начать печатать.

Я считаю возможным вот что предложить с моей стороны и, сверх того, кой об чем попрошу Вас, многоуважаемый Николай Алексеевич. У меня две мысли насчет продолжения печатания: 1) у Вас в руках 2 1/ 2листа, у меня через два дня будет отделана еще глава. Таким образом, будет всего на (апрельскую) книжку 4 листа. {1471} Угодно ли В<���ам> напечатать в апреле, — тогда уведомьте меня одной строчкой, и я немедленно вышлю Вам главу. Затем, говорю это твердо, доставка пойдет без перерывов, до самого окончания 3-й части, то есть романа, правда, не по четыре листа, но я постараюсь, чтоб не менее 2 1/ 2, до 3-х листов на номер. Повторяю, я говорю это твердо. Я столько раз был неисправен, что в этот раз употреблю все силы исправить прошедшее.

2-я мысль: если Вы уже так непременно желаете начать печатание 3-й части, когда она будет кончена или написана весьма значительная доля, чтоб не было перерывов, то я покорнейше и особенно просил бы Вас: начать печатанье с августовского номера. Тогда можно кончить разом в августовской и сентябрьской книгах, в двух номерах, по 6 или 7 листов (никак не более, судя по величине 3-й части), или в 3-х книгах (август, сентябрь и октябрь) — одним словом, как Вы пожелаете. Для меня это много составит <���…> аЯ имею убеждение, что кончу может <���быть>, гораздо скорее, чем сам рассчитываю. <���Таким> образом, если начать, например, печатать с июньской книги и кончить до осени, то это значит (для меня) повредить роману. Без глупой похвальбы скажу: публика несколько интересовалась романом. В последнее время при выходе каждого номера об нем писали и говорили, по крайней мере у нас в Петербурге, довольно. До августа срок очень длинный и для меня, конечно, вредный: роман начнут забывать. Но, напомнив разом при напечатании вдруг 3-й части, я надеюсь опять оживить впечатление, и именно в то время, когда опять начинается зимний сезон, в котором роман мой будет первою новостию, хотя и очень ветхою. Сверх того, у меня (знающего окончание романа) есть одно убеждение (очень позволительное), что эта 3-я часть по достоинству будет выше первых двух и особенно второй (а вторая-то и производила в эту зиму в Петербурге впечатление). Таким образом, роман обновится — а это мне очень будет полезно для 2-го издания, сейчас по окончании.

Вот почему и попрошу Вас покорнейше <���уведо>мить меня теперь же, со<���гласны> Вы на это (то есть до августа) в случае, <���если> не захотите начать с апреля? Если же с апреля, то главу немедленно вышлю. {1472}

Мне кажется, то, что я Вам выслал (глава 1-я «У Тихона», 3 малые главы), теперь уже можно напечатать. Всё очень скабрезное выкинуто, главное сокращено, и вся эта полусумасшедшая выходка достаточно обозначена, хотя еще сильнее обозначится впоследствии. Клянусь Вам, я не мог не оставить сущности дела, это целый социальный тип (в моем убеждении), наш тип, русский, человека праздного, не по желанию быть праздным, а потерявшего связи со всем родным и, главное, веру, развратного из тоски, но совестливого и употребляющего страдальческие судорожные усилия, чтоб обновиться и вновь начать верить. Рядом с нигилистами это явление серьезное. Клянусь, что оно существует в действительности. Это человек, не верующий вере наших верующих и требующий веры полной, совершенной, иначе… Но всё объяснится еще более в 3-й части. {1473}