Федор Достоевский - Том 15. Письма. 1834—1881

Женева на Женевском озере. Озеро удивительно, берега живописны, но сама Женева — верх скуки. Это древний протестантский город, а впрочем, пьяниц бездна. Я сюда попал прямо на «Конгресс мира», на который приезжал и Гарибальди. Гарибальди скоро уехал, но что эти господа, — которых я в первый раз видел не в книгах, а наяву, — социалисты и революционеры, врали с трибуны перед 5000 слушателей, то невыразимо! {918} Никакое описание не передаст этого. Комичность, слабость, бестолковщина, несогласие, противуречие себе — это вообразить нельзя! И эта-то дрянь волнует несчастный люд работников! Это грустно. Начали с того, что для достижения мира на земле нужно истребить христианскую веру. Большие государства уничтожить и поделать маленькие; все капиталы прочь, чтоб всё было общее по приказу, и проч. Всё это без малейшего доказательства, всё это заучено еще 20 лет назад наизусть, да так и осталось. И главное, огонь и меч — и после того как всё истребится, то тогда, по их мнению, и будет мир. Но довольно. Отвечать Вам буду, милый друг мой, непременно и без задержек.

Напишите об сестрицах. Особый поклон Юленьке. Что Витя? Всех и братьев и сестер за меня и за жену перецелуйте.

Анна Григорьевна напишет Вам скоро. Обнимаю Вас и жму Вам руку. Поклон Елене Павловне.

Вас очень любящий

Федор Достоевский.

Suisse, Genève, poste restante.

A M-r Dostoiewsky.

Женева, 1-го / 13 ноября 67.

Добрейший, незабвенный друг мой Степан Дмитриевич,

Если Вы уже в Москве и, следственно, не нашли на своем столе моего письма, не судите меня поспешно, не обвиняйте. Письмо Ваше со 100 рублями я получил уже более двух недель назад, и если я не отвечал Вам до сих пор, то не по лености или безразличию, но только вследствие моей мучительной теперешней ситуации. Вы понимаете, когда в душе мрак, тяжко обращаться к кому-либо, особенно для такого ипохондрика, как я. Ваше письмо доставило нам, Анне Григорьевне и мне, огромное удовольствие. Мысленно я следовал за Вами и сопровождал Вас и в Риме, и в Неаполе, вспоминая свое пребывание в Италии, в Риме и Неаполе, представлял себе, как Вы останавливаетесь перед шедеврами искусства. Из всего путешествия в южную Италию только об искусстве я вспоминаю с удовольствием и радостью. Что до природы, то она меня восхитила только в Неаполе. В Северной Италии, то есть в Ломбардии, природа несравненно прекраснее. Вы побывали в Милане; но ездили ли Вы на озеро Комо, которое находится поблизости? И почему, почему было не добраться до Венеции? Это непростительно. Потому что Венеция не только очаровывает, она поражает, она пьянит. Но мы побываем в Венеции в другой раз вместе. Даю Вам честное слово.

В этот раз я пока здесь мало ездил и мало видел. Это прежде всего потому, что характер поездки уже не тот: я не путешествую, а живу за границей, жить же в Европе для меня более чем невыносимо. Но что делать? Я не мог выкроить времени, чтобы многое показать Анне Григорьевне: мы были в Германии, останавливались в Дрездене и в Баден-Бадене, а теперь прибыли в Женеву и застряли здесь на берегу озера Леман. Ваши 100 рублей вытащили меня из беды, правда только на некоторое время. Хочу объяснить Вам свое положение: я должен 4000 рублей «Русскому вестнику», который мне их дал вперед. Эти четыре тысячи рублей были израсходованы на мою свадьбу, на уплату ряда мелких долгов, на некоторые другие расходы и на поездку за границу. Вот уже давно от денег моих ничего не осталось, а, с другой стороны, мне не удалось еще послать в «Русский вестник» ни одного листа моего нового романа (за который 4000 рублей и были получены вперед). Почему я не работал? Работа не шла. Не знаю почему, но ничего не приходило мне в голову. В настоящий момент я работаю еще над первой частью, между тем как нужно, чтобы роман непременно появился в январском номере «Русского вестника». Но он и появится. {920}

Вопрос, который я должен разрешить, для меня мучителен: если я напишу плохой роман, мое положение (финансовое) сразу же рухнет. Кто в этом случае станет давать мне деньги вперед? А между тем я существую только благодаря авансам и переизданиям. В подобном же случае не будет больше ни авансов, ни переизданий. Таким образом, мне надо выполнить работу, которая ни в коем случае не должна быть плохой, — и это необходимо, чтобы не погибнуть. Таков первый вопрос.

Как же, скажите мне, приступать к работе при такой требовательности к себе. Рука дрожит, разум мутится.

2-й вопрос. Я покинул Россию, оставив из своего долга, который я уплатил на четыре пятых, одну пятую часть неоплаченной. Эта пятая часть достигает 3000 рублей в виде векселей. {921} Если я покажусь в Петербурге, меня посадят в долговое отделение. Стало быть, необходимо рассчитаться. Чем? Откладывая из каких запасов? И это с моей работой?

3-й вопрос. Моя добрая Аня, единственная моя радость и единственная моя утешительница здесь, через три месяца должна родить. Представьте только, через три месяца, а у меня нет ни копейки. Ваши 100 рублей пошли на уплату некоторых мелких долгов, на покупку каких-то вещей (которых на зиму совсем недостаточно), на наши ежедневные расходы. Теперь мы снова начали отдавать свои вещи в заклад, то есть Анна Григорьевна отдает свои платья, — нам не на что купить хлеба.

Сегодня ровно пять недель, как я обратился к Каткову с следующей просьбой: сверх выданных четырех тысяч рублей выслать, если возможно, еще 500 рублей, по сто рублей в месяц (это чтобы облегчить финансовое положение редакции). Через пять месяцев я закончу мой роман, который должен составить самое малое 30 листов, следственно, через пять месяцев, по получении последних 100 рублей, весь мой долг (4500 рублей) будет выплачен. {922} Сегодня ровно пять недель, как я послал свое письмо. Правда, я никогда не получал ответов из «Русского вестника» раньше чем через месяц: это их правило и для друзей и для врагов, но пять недель — это и впрямь слишком. В «Московских ведомостях» постоянно жалуются на заграничную службу русской почты, пишут, что письма то теряются, то приходят с опозданием. Не могу представить себе, что письмо мое было задержано. Если же дело не в этом, то почему мне не отвечают? Если они не хотят давать мне денег вперед, им всего-то и ответить: нет. С другой же стороны, журнал ждет моего романа, — не в его интересах молчать.

Если бы тем временем не пришли Ваши деньги, мы бы уже давно пропали, Аня и я.

Но попытайтесь теперь уяснить себе: каковы перспективы, которые открываются предо мной. Мы живем в одной комнате, которая, правда, далеко не плоха и просторна, у добрых старых хозяек. Но эта комната становится уже слишком холодной: нет никаких возможностей ее отапливать; не представляю себе, что будет зимой. Ведь зимой, в конце февраля (по новому стилю), жена должна родить. Вообразите, что всё будет происходить в одной комнате: роды, доктор, швейцарская нянька и мой роман. Были бы у меня деньги, я бы снял дополнительно за 20 франков соседнюю комнату, из которой выехали жильцы и которая сейчас свободна. Но что будет, если я не получу ответа от Каткова. А если и получу, что такое 100 рублей в месяц? На пять предстоящих месяцев мне надо самое малое 150 рублей в месяц.