Андрей Киселев - Повесть о Сонечке

Андрей Киселев

Повесть о Сонечке

в ролях:

Марина - поэтесса

Сонечка - актриса

3-ий голос, Вахтанг, Приказчик, Чужой, Володя, Аля, Ирина - голоса за кадром

Начало. Титры: "Марина Цветаева" - на обложке книги, открывается следующая страница -"Повесть о Сонечке", титры уходят в затемнение. Из затемнения маленькое светлое пятнышко, медленный наезд, пятнышко преврашается в Марину, сидящую спиной в 3\4 перед "поминальником" (столик с фотографией Цветаевой, засохшая белая роза, листы рукописей, книги, пластинки, патефон, и т.п.) Звучит музыка Н.Нелюбовой, стихи А.Филимонова "Еще одна птица":

Н.Нелюбова:

Далеко, далеко на ветру дрожит дом

И не может никак взлететь

Падает с крыши железо, гибнут в кухне стаканы

Ходят люди по саду, жгут травы

Заклинанья бормочут

Заколдованный дом

Становится птицей...

(Мелодия песни - основная, ведущая в пьесе)

Марина:

Все лето писала мою любимую повесть о Сонечке. Я ее не намечтала, не напела. Раз в жизни я ни только ничего не добавила, а еле - совладала.

Пусть вся моя повесть - как кусочек сахара, мне по крайней мере, сладко было ее писать.

Это моя лебединая песня. В ней вся моя молодость.

(Трагично, с пафосом) Сонечка, пишу тебя на океане и с ладони, океанской ладони, рассеиваю ее пепел, вам всем в любовь, небывшие и будущие.

Пишу тебя на океане, на котором ты никогда не была и не будешь. Здесь по краям его, а особенно по островам живет много черных глаз...

3-ий голос:

Были огромные очи:

Очи созвездья Весы

Разве что Нила короче

Были две черных косы.

Ну, а сама меньше можного!

Все, что имелось длины

В косы ушло до подножия,

В очи двойной ширины

Музыка: (основная тема)

Марина:

Сонечку знал весь город. На Сонечку ходили. Ходили на Сонечку. Имени ее никто не знал: (изменившимся, низким, "мужским" голосом) "А вы видали, та что "Белые ночи", такая маленькая в белом платьице, с косами. Ну прелесть!

(своим, восхищенным) -"Белые ночи" были событие!

Занавес поднимается. Сонечка на сцене.

Сонечка:

Жили мы с бабушкой... Квартирку снимали... Жилец... Книжки... Бабушка булавкой к платью пришпиливала... А мне - сты-ыдно...

Марина:

Держась за спинку стула, робея и улыбаясь, рассказывает Сонечка про свою жизнь, свое детство, свою глупость, про девичью свою любовь. Свои белые ночи. Думаю, что даже платьице на ней было не театральное, не нарочное, а собственное, летнее, - шестнадцатилетнее, может быть?

Моя Сонечка. Меня почему-то задевало, оскорбляло, когда о ней говорили Софья Евгеньевна или просто Голлидей, или даже Соня - точно на Сонечку не могут разориться! - я в этом видела равнодушие и даже бездарность.

Звать за глаза женщину по фамилии - фамильярность, обращение ее в мужчину, звать же за глаза - ее детским именем - признак близости и нежности, не могущий не задеть материнского чувства. Смешно? Я была на два, три года старше Сонечки, а обижалась за нее - как мать.

Как она пришла? Когда? Зимой ее в моей жизни не было. Значит весной. Весной 19-го. В пору первых зеленых листиков...

Я читала в театре свою "Метель"...

Музыка: (что-то испанское, бравурное, Сонечка играет Кончиту, кружится в широком испанском платье)

3-ий голос:

(нараспев, берущим за сердце голосом)

... И будет плыть в пустыне графских комнат

Высокая луна.

Ты - женщина, ты ничего не помнишь.

Не помнишь...

(настойчиво)

Не должна

Марина: (задумчиво)

А после...

(экспрессивно)

Передо мною - живой пожар. Горит все, горит - вся. Горят щеки, горят губы, горят глаза, горят - точно от пламени вьются! - косы, две черных косы, одна на спине, другая - на груди, точно ветром отбросило. И взгляд из этого пожара - такого восхищения, такого отчаяния, такое: боюсь, такое: люблю!

Сонечка: (страстным речитативом)

- О, Марина, как я тогда испугалась! Так потом плакала... Когда я вас увидела, услышала, так сразу, так безумно полюбила, я поняла, что вас нельзя не полюбить безумно. Потому что Вас, Марина, не полюбить безумно, на коленях - немыслимо.

Марина: (в том же тоне, возбужденно)

- Сонечка, вы заметили, как у меня тогда лицо пылало? Я боялась всю сцену, весь театр сожгу. Теперь я поняла, оно вам навстречу пылало. Сонечка, откуда - при вашей безумной жизни - не спите, не едите, плачете, любите, у вас этот румянец?

Сонечка: (скромно опустив глазки)

О, Марина, да ведь это из последних сил...

3-ий голос: (улыбаясь)

Что другим не нужно - несите мне

Все должно сгореть на моем огне!

Я и жизнь маню, я и смерть маню

В легкий дар моему огню

Пламень любит легкие вещества

Прошлогодний хворост - венки - слова

Пламень пышет с подобной пищи!

Вы ж воспрянете пепла чище!

Птица Феникс - я только в огне пою!

Поддержите высокую жизнь мою!

Высоко горю и горю дотла!

И да будет вам ночь светла.

Ледяной костер, огневой пожар

Высоко несу свой высокий стан,

Высоко несу свой высокий сан

Собеседницы и наследницы!

Музыка: (спокойная, лирическая, из основной темы)

Марина:

Сонечка жила в кресле. Глубоком, дремучем, зеленом. В огромном зеленом кресле, окружавшем, обступавшем, обнимавшем ее, как лес. Сонечка жила в зеленом кусту кресла. Кресло стояло у окна, на Москва-реке, окруженное пустырями - просторами.

В нем она утешалась от Юры, в нем она читала мои записочки, в нем учила свои монологи, в нем задумчиво грызла корочку, в нем неожиданно, после всех слез и записочек - засыпала, просыпала в нем всех Юр, и Вахтангов, и Вахтанговых...

Оно было ее постелью, ее гнездом, ее конурой...

Сонечка:

Марина! Какое счастье! Я нынче была у ранней обедни и опять так плакала! (деловито, загибая в ладонь пальчики): Юра меня не любит, Вахтанг Леванович меня не любит, Евгений Багратионович меня не любит... А мог бы! Хотя бы как дочь, потому что я - Евгеньевна, - в Студии меня не любят...

Марина:

- А - я?!

Сонечка:

О - вы! Марина, вы меня всегда будете любить, не потому что я такая хорошая, а потому что не успеете меня разлюбить...

Марина: (сварливым, но довольным голоском)

- Любить, любить... Что она думала, когда все так говорила: любить, любить?

Сонечка:

Ах, Марина! Как я люблю - любить! Как я безумно люблю сама любить! Марина, вы когда-нибудь думали, что вот сейчас, в эту самую сию-минуточку где-то тысячи, тысячи тех, кого я могла полюбить, полный земной шар... Ах, Марина, Марина, Марина! Какие они дикие дураки, те, кто не любит, сами не любят, точно в том дело, чтобы тебя любили...

Марина: (спокойным, мудрым голосом известной писательницы)

- Сонечкино "любить" было быть. Не быть в другом: сбыться.

Сонечка: (прочувствовано)

Иному легче гору поднять, чем сказать это слово. Потому что ему нечем его поддержать, а у меня за горою еще гора, еще гора - целые Гималаи любви, Марина! Вы замечаете, Марина, как все они, даже самые целующие, даже самые как будто любящие, боятся сказать это слово... Мне ведь только от этого человека нужно "люб-лю-ю"... Я только этим словом кормлюсь, Марина, потому так и отощала...