Валентина Колесникова - Гонимые и неизгнанные

Я настырно искала вход в век XIX. И нашла. Им оказался неплохо сохранившийся хозяйственный двор имения. Вот каким увидела я его в 1989-1990 годах.

Справа, обособившись и не потеряв горделивого вида от более полувекового небрежения коллективного владения, высился двухэтажный дом управляющего имением. Он строго глядел на большой, тоже двухэтажный, но ниже, чем он, дом прислуги. Слева начинался каретный сарай, который торцом упирался в каменный, основательной постройки погреб. Погреб венчала кокетливая башенка - её форма и оконные прорези, видимо, должны были напоминать о существовании в мире готики. Башенка эта очень украшала двор. Выше - весь двор располагался на горе и был чуть покатым - шли в ряд большая конюшня, амбары и в отдалении остатки какого-то строения - я решила, что там могла быть кузница. Но где же барский дом? Вспомнив планировку имений XVIII-XIX веков, безошибочно оказалась у двухэтажного строящегося здания на высоком фундаменте. Старожилы рассказывали: "Именно на этом месте был господский дом - только фундамент остался от него. Сам же дом в 1941 году по чьей-то инициативе, опасавшейся неприятеля (он сюда так и не дошел), был взорван. А до войны все годы советской власти в нем был санаторий для командиров Красной армии".

Дом стоял на вершине высокой горы над Окой. Подъездная - для экипажей - дорожка отделяла его от небольшой лестницы с мирно лежащими на её парапетах львами. Их вполне благодушные морды смотрели на парк. А за ними, в центре круглого и яркого когда-то цветника, располагался небольшой фонтан. Цветник с двух сторон огибали широкие и густые липовые аллеи, почти скрывая планировку огромного парка слева и справа от дома1.

Аллеи приводили к лестнице, ведущей вниз, к реке. Из окон дома, особенно с балкона мезонина, открывался чудесный вид на парк, цветник, а за ним - далеко внизу - был виден изящный изгиб Оки и заливные луга на другом, низком берегу. Виден был и тройной, как бы ниспадающий к реке зеленый каскад. На фоне низко скошенной изумрудной травы выделялись темные хороводящиеся ели, в каждом из трех каскадов четко повторявшие рондо цветника.

...В историко-этнографическом музее г. Алексина - бывшего уездного города - удалось разыскать мемуары внучатой племянницы Павла Сергеевича М.А. Крамер. Написанные несколько "рвано", не всегда хронологически выдержанные, они содержали много такого, о чем я и не подозревала.

И вот теперь я, то сидя на камне у Оки, то принимаясь ходить по берегу, жадно читала записки Марии Александровны, которые она назвала "Из семейной хроники".

Совершенным откровением стали для меня подробности родословной декабристов. Я знала (из Общего гербовника Всероссийской империи), что предок Бобрищевых-Пушкиных - тот же, что у А.С. Пушкина:

"Во дни княжения святого и благоверного Великого князя Александра Невского из Седмиградской земли выехал знатной славянской фамилии муж честен Радша. От сего Радши произошли Мусины-Пушкины, Бутурлины, Кологривовы, Неклюдовы и иные фамилии.

Потомок Радши, Григорий Александрович Пушка, имел правнука Ивана Алексеевича Бобрища-Пушкина, который был у Великого князя ловчим Тверским. Равным образом и другие сего рода Бобрищевы-Пушкины российскому престолу служили стольниками, воеводами и в иных чинах и жалованы были от государей поместьями. Все сие доказывается справками разрядного Архива и Вотчинного департамента, означенными в копии с определения Московского дворянского депутатского собрания о внесении рода Бобрищевых-Пушкиных в родо-словную книгу в 6-ю часть древнего дворянства"1. Но оказывается, в жилах Павла и Николая Бобрищевых-Пушкиных текла не одна славянская кровь. М.А. Крамер сообщает:

"В XVIII веке Павел Сергеевич, прадед моего отца, привел в семью жену из рода Баратовых. Ее отец - князь Надар Баратов - был грузин. Он приехал в Россию в свите грузинского царя Вахтанга и остался служить в России. Как многие грузины, он был долгожителем. У нас был его портрет в мундире Петровских времен, нарисованный, когда Баратову было 90 лет. У него были совершенно черные волосы и брови (не крашеные) и, по рассказам, целы все зубы. В этом возрасте у него сделался карбункул. Ему сказали, что необходима операция, иначе смерть. "Пожил, и хватит", - сказал он, отказался от операции и умер от заражения крови.

От него семья Бобрищевых-Пушкиных получила характер, свойственный южанам: горячность, вспыльчивость, способность увлекаться и типичную же для южан внешность: очень темные (у большинства черные) волосы, темные глаза, круглые брови, большой нос с горбинкой, у мужчин - густая борода".

Были в "Хронике" и некоторые подробности о родителях декабристов. Официальные источники свидетельствуют, что Сергей Павлович родился в 1760 году. О молодых его годах почти ничего не известно, но, по традиции рода, его, видимо, с раннего детства, определили в корпус. О зрелой жизни - лишь скупые строчки Формулярного списка "начальника 4-го пешего казачьего полка Тульского военного ополчения полковника Бобрищева-Пушкина февраля 20 дня 1814 года:

Полковник Сергей Павлов сын Бобрищев-Пушкин... был сержантом (1781), капитаном (1793), майором (1797), подполковником (1800) - служил в полках: лейб-гвардейском Преображенском, в конце службы - переведен в Рыльский мушкетерский полк. В Тульском ополчении был начальником 4-го пешего казачьего полка - "на службу избран дворянством, в своей губернии был командиром оного ополчения".

В графе "Участие в походах" сказано:

"В 1790 году в походе против шведов находился. В 1812 году по первом воззвании монарха дворян на службу 2 августа избран дворянством и высочайше утвержден полковым начальником 4 пешего казачьего полка Тульского военного ополчения, который полк, менее чем через 2 недели сформирован, охранял правый берег Оки от неприятеля и от мародеров", "которых немалое число поймано и доставлено к начальству. С 14 ноября выступил с полком из губернии вслед за действующею армиею".

Известно также, что Сергей Павлович участвовал в боевых действиях армии до февраля 1814 года.

И вот теперь М.А. Крамер дополняет:

"Женился Сергей Павлович поздно. В конце XVIII ве-ка, будучи уже в чинах, холостой, жил в Москве. Однажды в церкви он увидел барышню, которая ему очень понравилась. Он постарался узнать, кто её родители, а тем временем продолжал ходить в церковь и любоваться девушкой. Он узнает, что её имя Наталия. "Был у обедни у Б. Вознесенья (большой собор между Б. и М. Никитской), - писал он в своем дневнике, - видел ангела Натали"1.

Узнав, что она из дворянской семьи, "хорошей", как тогда говорили, что у её родителей есть имения в Тульской губернии и что фамилия их Озеровы, он знакомится с ними, делает предложение и получает согласие.