Марк Колосов - Письма с фабрики

- "Неужели драка будет? - спрашивала одна девица.

- Здесь это только и можно наблюдать, - отвечала другая", - пишет Нефедов.

В городе Иванове, насчитывавшем сто тысяч жителей, в 1910 году было три библиотеки, два временных цирка (балагана), две клубные сцены-и наряду с этим четырнадцать церквей, три часовни, один монастырь, один молитвенный дом и восемьдесят семь винных лавок.

Если так обстояло дело в центре промышленного района, то легко можно себе представить, что было в селе Ундол. Здесь на две тысячи рабочих вплоть до 1917 года не было ни библиотеки, ни клубной сцены, были только церковь, часовня и кабак.

Ныне коллектив рабочих, служащих и специалистов прядильноткацкого комбината имени Лакина и его двухтысячный отряд молодежи располагают клубом, стадионом, водной станцией и садом отдыха.

В клубе зал на восемьсот мест, малый зал для совещаний, библиотека-читальня, парткабинет с комнатой заочного обучения по радио, комнаты кружков-драматического, музыкального, кройки и шитья, струнного, хорового, оборонного, спортивный зал, фотолаборатория, комната игр, буфет, тир, бильярд.

Драмкружок ставит пьесы классиков и современных авторов.

В фойе можно увидеть фотографии спектаклей: "Лауренсия", "Мачеха", "Мечта пилота", "гСлава", "Аристократы", "Дети Ванюшина", "Любовь Яровая". Весь исполнительский состав-фабричная молодежь.

Выходной день на Лакинке начинается с вечера, предшествующего празднику. Вообразите: жаркий воздух, небо без облаков, солнце близко к закату. Запоздалый луч впивается в стекла и металлические предметы, ослепительно сверкая, жалит их. Но вот наконец и он гаснет. Наступают сумерки.

Молодые ватерщицы, банкаброшницы, ленточницы, сновальщицы, съемщицы, ткачихи, мастера умылись, отдохнули и спешат отдаться своим любимым развлечениям. Кто идет на стадион тренироваться к завтрашним соревнованиям, кто играет в волейбол тут же, возле дома, в садике. Играют в шахматы, в лото, слушают патефон, радио, читают газеты, вышивают.

Но лишь только оркестр торжественно пронес свои духовые инструменты и прошел мимо баянист, молодежь уже спешит в сад.

Танцевальная площадка переполнена. Баянист, оркестр и радиола чередуются, сменяя друг друга. Наибольшим успехом пользуются массовые танцы.

Какие здесь мелькают платья! Каких только нет материй! Сразу даже трудно сообразить, где это танцуют - в селе или в большом городе. На площадке образцовый порядок, не слышно громкого и разухабистого смеха, грубых шуток, нет здесь места озорству и непристойным выходкам.

Утром на шоссе стоят грузовики. Это отправляются в однодневный дом отдыха, в Сушнево, лучшие работницы комбината.

Песни, смех, шутки слышатся среди отъезжающих.

На другой день заходим в общежитие девушек. Маленькая подвижная банкаброшница только что вернулась с работы, читает "Комсомольскую правду". В комнате много солнца, полевых цветов, стены разукрашены открытками.

- Ну, как вчера провела время в доме отдыха? - спрашиваем ее.

- Очень хорошо! Целый день сегодня у меня машины пели, - отвечает девушка, - так легко работалось!

А сколько радостей приносит отпускное время!

Поезда Московско-Горьковской железной дороги увозят лакинцев в областные и союзные дома отдыха и санатории. Многие отправляются путешествовать по маршрутам туристов. Нюра Токмакова в числе нескольких лучших учениц стахановской школы была премирована путевкой на Кавказ.

ПИСЬМО ПЯТОЕ

Как учились в старое время. - Случай в классе. - Как происходит производственное обучение в наши дни. - Молодые техники Сережа Кузьмин и Галя Коннова. - Инженер Муравьев.

На фабрике Бажанова лишь в 1913 году была основана одна трехклассная школа. Чтобы определить в нее своего ребенка, рабочему приходилось ломать шапку перед Марьей Николаевной, тещей фабриканта.

Работница Агеева помнит, как она впервые увидела на дочке конторщика коричневое платьице с черным передником и белым воротничком. Ей было тогда девять лет. Она стала упрашивать отца отдать ее учиться. Отец был рядовым рабочим; он долго колебался, потом надел новый картуз, расчесал бороду, взял лукошко яиц и пошел с девочкой по направлению к хозяйскому дому. Долго он стоял на ступеньках черного крыльца, упрашивал высокую худую барыню в черном парике и длинном синем платье с твердым до ушей воротником. Барыня поглядела на него сверху вниз и что-то прокартавила в ответ.

- Вашей милости прошу... Воля ваша... - слышались слова отца.

- Да говорят тебе - нельзя, русским языком говорят! - отрезала барыня и отвернулась.

И тогда слезы хлынули из глаз девочки.

- Почему вы меня не берете? Ведь я как учиться хочу! - сказала она сквозь рыдания.

Барыня окинула ее пронизывающим, ледяным взглядом и велела отцу нести лукошко на кухню.

Три года проучилась девочка в этой школе. Марья Николаевна все эти годы наводила на нее ужас.

- Ну, дети! - скрипела Марья Николаевна, держа в руках линейку, которой она немилосердно била детей за малейший шепот в классе, за каждое нечаянное движение. - Ну, дети, сейчас вы уйдете домой, а когда придете снова в класс, принесете по два сырых яйца!

Так говорила Марья Николаевна перед пасхой. После праздника она уже с утра стояла на кухне перед тазом и рассматривала на свет каждое яйцо.

Горечь этого учения скрашивала молодая учительница. Ее уроки девочки любили. Однажды к именинам они решили ей всем классом подарить букет цветов. На шум открылась дверь, и в класс вошла Марья Николаевна. Постояв несколько минут, ушла.

А на другой день молодая учительница сказала детям:

- Доучу вас и потом уже уйду, - сказала она и улыбнулась было, но вдруг губы, подбородок запрыгали, она закашлялась.

В глазах ее блеснули слезы. Она вытерла платком глаза, жалуясь на сильную простуду.

Еще хуже обстояло дело с производственным обучением молодежи.

Малолетком поступил в учение на фабрику Бажанова рабочий Чегин. Учил его ткач Фанов, которому он платил за ученье два рубля в месяц, а сам за это время не получал ни копейки. Учился на пинках да на колотушках. Учитель мало занимался с учеником.

Ткач торопился побольше заработать и показывал ученику кое-как, урывками, а если ученику что-нибудь не удавалось, учитель объяснял с помощью зуботычин.

До семнадцатого года на Бажановке таким образом училось ежегодно пятьдесят детей. Здесь повторялась та же история, что и с Марьей Николаевной. Только бить челом надо было мастеру.

И опять судьба ученика решалась взяткой. Мастера гоняли мальчиков за водкой, заставляли делать черную работу у себя дома. Это были маленькие рабы, которые весь день задыхались в непроветренных помещениях.

Проезжая здешние места, Некрасов создал строки;