Максим Горький - Том 3. Рассказы 1896-1899

— Да — чудак-человек…

— Больше никаких!

Уповающий съёжился и закашлял; потом, тяжело дыша, он сказал:

— Ведь я почему? Потому, что опасно с ней…

— Ладно! — сердито крикнул Пляши-нога.

Он поднял прутья, вскинул их к себе на плечо, взял подмышку недоделанную корзину и встал на ноги.

Уповающий тоже встал, посмотрел на товарища и тихими шагами пошёл к лошади.

— Тпру!.. Христос с тобой… не бойсь!.. — раздался в овраге его глухой голос. — Стой!.. Ну, иди! Н-но, дура-а!

Пляши-нога смотрел, как его товарищ возился около лошади, раскручивая тряпку с её морды, и усы вора вздрагивали.

— Иди, что ли! — сказал он, двигаясь вперёд.

— Иду, — ответил Уповающий.

И, пробираясь сквозь кусты, они молча пошли вдоль оврага среди ночной тьмы, наполнившей его до краев.

Лошадь тоже пошла за ними.

Потом сзади их раздался плеск воды, заглушивший мелодию ручья.

— Ишь ты, дура, — в ручей оступилась!.. — сказал Уповающий.

Пляши-нога сердито сапнул носом. Во тьме и угрюмом молчании оврага раздавался тихий шорох кустов, медленно уплывая вдаль от того места, где красная кучка углей костра сверкала на земле, как чей-то чудовищный глаз, злой и насмешливый…

Взошла луна.

Её прозрачное сияние наполняло овраг дымчатым сумраком; повсюду упали тени; лес стал гуще, тишина в нём полнее и строже. Белые стволы берёз, посеребрённые луной, рисовались на тёмном фоне дуба, вяза и кустарника, как восковые свечи.

Дружки молча шагали по дну оврага; идти им было трудно: ноги то скользили, то глубоко вязли в грязи. Уповающий дышал часто, в груди у него свистело, хрипело и взвизгивало. Пляши-нога шел впереди; тень его высокой фигуры падала на Уповающего.

— Иди вот! — вдруг заговорил он ворчливо и обиженно. — А куда идти? Чего искать?

Уповающий вздохнул и промолчал.

— Ночь теперь короче воробьиного носа… придём в деревню к свету… И как идём? Ровно барыни… прогулку делаем…

— Тяжело мне, брат!.. — тихо сказал Уповающий.

— Тяжело? — иронически воскликнул Пляши-нога. — А почему?

— Дышать мне очень неспособно… — ответил больной вор.

— Дышать? А отчего неспособно?

— От болезни…

— Врёшь! От глупости твоей.

Пляши-нога остановился, обернулся к товарищу и, помахав пальцем под носом у него, добавил:

— От твоей глупости дышать ты не можешь… да! Понял?

Уповающий низко опустил голову и виновато сказал:

— Конечно…

Он хотел ещё что-то сказать, но закашлялся, опёрся дрожащими руками о ствол дерева и кашлял долго, топчась ногами на одном месте, взмахивая головой, широко раскрывая рот.

Пляши-нога пристально смотрел в его лицо, осунувшееся, землистое и зеленоватое от лунного света.

— Всех ты леших в лесу перебудишь!.. — угрюмо сказал он наконец.

А когда Уповающий откашлялся и, закинув голову, вздохнул, он тоном приказания предложил ему:

— Отдохни!

Они сели на сырую землю, в тень кустов. Пляши-нога свернул папиросу, закурил, посмотрел на её огонь и медленно начал:

— Ежели бы у нас дома была какая-нибудь еда-то можно бы нам и воротиться домой…

— Это — верно!.. — согласился Уповающий.

Пляши-нога искоса взглянул на него и продолжал:

— Но как дома у нас ничего — должны мы идти…

— Надо… — вздохнул Уповающий.

— Хоша идти нам и некуда, потому толку никакого не будет… Глупы мы, главная причина! До того мы глупы…

Сухой голос Пляши-ноги резал воздух и, должно быть, причинял большое беспокойство Уповающему: он всё возился на земле, вздыхал и странно урчал.

— А жрать мне хочется — страсть как! — закончил Пляши-нога укоризненно звучащую речь.

Тогда Уповающий решительно встал на ноги…

— Куда? — спросил Пляши-нога.

— Идём.

— Чего ты так? Вспорхнул…

— Идём!

— Пойдём… — Пляши-нога тоже встал. — Только без толку…

— Ладно, — что будет! — махнул рукой Уповающий.

— Расхрабрился!

— А как? Пилил ты меня, пилил, корил, корил, — господи!

— А зачем поступаешь зря?

— Зачем?

— Н-да!

— Да ведь мне, чай, жалко?

— Чего? Кого?

— Кого! Человека, чай…

— Человека? — протянул Пляши-нога. — Нате — возьмите, понюхайте да бросьте!.. Ах ты, добрая душа! Да он кто тебе, человек-то? Понимаешь ты это? Он вот поймает тебя за шиворот да, как блоху, — под ноготь! В ту пору ты его и пожалей… да! Тогда ты ему и обнаружь глупость-то свою. Он тебя за твою жалость — семью муками измучает. Кишки твои все на руку себе навертит… по вершку в час жилы из тебя вытянет… Ах ты — жалость! Ты моли бога, чтобы без всякой жалости просто прикокнули тебя и шабаш! Эх ты! Чтоб тебя дождём размочило! Жалость… тьфу!

Он был возмущён, этот Пляши-нога. Его голос, резкий, полный иронии и презрения к товарищу, гулко носился по лесу, и ветки кустов с тихим шорохом качались, как бы поддакивая суровым, верным словам.

Уповающий медленно шагал дрожащими ногами, сунув руки в рукава своей куртки и опустив голову низко на грудь.

— Погоди! — сказал он наконец. — Чего уж? Я поправлюсь… Вот придём в деревню… я и пойду… один пойду… ты не ходи совсем. Стяну — что первое под руку попадёт… и домой!.. Придём — лягу я! Трудно мне…

Он говорил задыхаясь, с хрипом, с клокотанием в груди. Пляши-нога подозрительно взглянул на него, остановился, хотел что-то сказать, — махнул рукой и, ничего не сказав, опять пошёл…

Долго шли молча.

Пели петухи где-то близко; собака провыла; потом печальный звук сторожевого колокола прилетел из дальней сельской церкви и утонул в молчании леса… Большим чёрным пятном в мутный лунный свет ринулась откуда-то большая птица, и в овраге зловещим звуком проплыл свист крыльев.

— Ворон… а то грач, — заметил Пляши-нога.

— Вот что… — заговорил Уповающий, тяжело опускаясь на землю, — иди ты, а я тут останусь… не могу я больше, — душит, — в голове круженье…

— Ну, — вот те раз! — недовольно сказал Пляши-нога. — Неужто так-таки не можешь?

— Не могу…

— С праздником! Тьфу!

— Ослаб я совсем…

— Ещё бы! не жрамши шляемся с утра.

— Нет, это уж — шабаш мне! Вон она, кровища-то, как хлещет!

И Уповающий поднял к лицу Пляши-ноги свою руку, выпачканную чем-то тёмным. Тот покосился на руку и пониженным голосом спросил:

— Что же будем делать?

— Иди ты, — а я останусь… Отлежусь, может…

— Куда я пойду? В деревню если — сказать им — человеку, мол, плохо…

— Смотри, побьют.

— Это — как есть… Им только попадись!.. Уповающий откинулся на спину, глухо кашляя и выплёвывая изо рта целые шматки крови…

— Идёт? — спросил Пляши-нога, стоя над ним, но глядя в сторону.

— Шибко идёт, — еле слышно сказал Уповающий и закашлялся.

Пляши-нога цинично и громко ругнулся.

— Хоть бы позвать кого!

— Кого? — грустным эхом повторил Уповающий.