Максим Горький - Том 4. Фома Гордеев. Очерки, рассказы 1899-1900
- Название:Том 4. Фома Гордеев. Очерки, рассказы 1899-1900
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Государственное издательство художественной литературы
- Год:1949
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Максим Горький - Том 4. Фома Гордеев. Очерки, рассказы 1899-1900 краткое содержание
В четвёртый том вошли произведения, написанные М. Горьким в 1899–1900 годах. Из них следующие входили в предыдущие собрания сочинений писателя: «Фома Гордеев», «Двадцать шесть и одна», «Васька Красный». Эти произведения неоднократно редактировались самим М. Горьким. В последний раз они редактировались писателем при подготовке собрания сочинений в издании «Книга», в 1923–1927 гг.
Остальные 4 произведения четвёртого тома впервые включены в собрание сочинений ГИХЛ в 1949 г. За исключением рассказа «Перед лицом жизни», эти произведения, опубликованные в газетах и журналах 900-х годов, М. Горький повторно не редактировал.
http://ruslit.traumlibrary.net
Том 4. Фома Гордеев. Очерки, рассказы 1899-1900 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Девушки! Будет уж… Девушки, пожалейте… Ведь он тоже… тоже ведь… больно ему! Милые! Христа ради… Милые…
На девиц этот голос подействовал, как струя холодной воды: они испуганно и быстро отошли от Васьки.
Говорила Аксинья; она стояла у окна и вся дрожала и в пояс кланялась им, то прижимая руки к животу, то нелепо простирая их вперёд.
Васька лежал неподвижно; рубашка на его груди была разорвана, и эта широкая грудь, поросшая густой рыжей шерстью, вся трепетала, точно в ней билось что-то, билось, бешено стремясь вырваться из неё. Он хрипел, и глаза его были закрыты.
Столпившись в кучу, как бы слепленные в одно большое тело, девицы стояли у дверей и молчали, слушая, как Аксинья глухо бормочет что-то и как хрипит Васька. Лида, стоя впереди всех, быстро очищала свою правую руку от рыжих волос, запутавшихся между её пальцами.
— А — как умрёт? — раздался чей-то шёпот. И снова стало тихо…
Одна за другой, стараясь не шуметь, девицы осторожно выходили из Васькиной комнаты, и, когда они все ушли, на полу комнаты оказалось много каких-то клочьев, лоскутков…
В комнате осталась Аксинья.
Тяжело вздыхая, она подошла к Ваське и обычным своим басовым голосом спросила его:
— Что тебе сделать теперь?
Он открыл глаза, посмотрел на неё и не ответил ничего.
— Ну, говори уж… Выпить… прибрать… так вот я прибрала бы… А то, может, воды выпить хочешь? И воды дам…
Васька молча тряхнул головой, и губы у него зашевелились. Но он не сказал ни слова.
— Вон как — и говорить-то не можешь! — молвила Аксинья, обёртывая косу вокруг шеи. — До чего замучили мы тебя… Больно, Вася? а?.. Ну, уж потерпи… ведь это пройдёт… это сперва только больно… я знаю!
На лице Васьки что-то дрогнуло, он хрипло сказал:
— Дай… водицы…
И выражение неудовлетворённого голода исчезло из его глаз.
Аксинья так и осталась наверху у Васьки, спускаясь вниз лишь затем, чтоб поесть, попить чаю и взять чего-нибудь для больного. Подруги не разговаривали с ней, ни о чём не спрашивали её, хозяйка тоже не мешала ей ухаживать за больным и вечерами не вызывала её к гостям. Обыкновенно Аксинья сидела в Васькиной комнате у окна и смотрела в него на крыши, покрытые снегом, на деревья, белые от инея, на дым, опаловыми облаками поднимавшийся к небу. Когда ей надоедало смотреть, она засыпала тут же на стуле, облокотясь о стол. Ночью она спала на полу около Васькиной кровати.
Они почти не разговаривали; попросит Васька воды или ещё чего-нибудь, — Аксинья принесёт ему, посмотрит на него, вздохнёт и отойдёт к окну.
Так прошло дня четыре. Хозяйка усердно хлопотала о помещении Васьки в больницу, но места там пока не было.
И вот однажды вечером, когда Васькина комната уже наполнилась сумраком, он, приподняв голову, спросил:
— Аксинья, ты тут, что ли?
Она дремала, но его вопрос разбудил её.
— А где же? — отозвалась она.
— Поди-ка сюда…
Она подошла к кровати и остановилась у неё, по обыкновению обвив косу вокруг шеи и держась рукой за конец её.
— Чего тебе?
— Возьми стул, сядь сюда…
Вздохнув, она пошла к окну за стулом, принесла его к постели и села.
— Ну?
— Ничего… посиди тут…
На стене, над постелью Васьки, висели его большие серебряные часы и торопливо тикали. По улице быстро пролетел извозчик, слышно было, как взвизгнули полозья. Внизу смеялись девицы, а одна из них высоким голосом пела:
Па-алюбила студента га-алодна-ва…
— Аксинья! — сказал Васька.
— А?
— Ты вот что… давай со мной жить!
— Живём ведь, — лениво ответила девушка.
— Нет, ты погоди… Давай как следует!..
— Давай… — согласилась она.
Он замолчал и долго лежал с закрытыми глазами.
— Вот… Уйдём отсюда и заживём.
— Куда уйдём? — спросила Аксинья.
— Куда-нибудь… Я буду с конки за увечье искать… Заплатят, по закону должны заплатить. Потом, у меня свои деньги есть, рублей шестьсот.
— Сколько? — спросила Аксинья.
— Рублей шестьсот.
— Ишь ты! — сказала девушка и зевнула.
— Да… на одни эти деньги можно своё заведение открыть… да ежели ещё с конки сорвать… Поедем в Симбирск, а то в Самару… и там откроем… Первый дом в городе будет… Девок наберём самых лучших… По пяти рублей за вход брать будем.
— Говори! — усмехнулась Аксинья.
— Чего там? Так и будет…
— Как же!..
— Так, говорю, и будет… Ежели ты хочешь — обвенчаемся.
— Чего-о?! — воскликнула Аксинья, глупо хлопая глазами.
— Обвенчаемся, — с каким-то беспокойством повторил Васька.
— Мы с тобой?
— Ну да…
Аксинья громко засмеялась. Качаясь на стуле, она взялась за бока и то смеялась густо, басовыми нотами, то взвизгивала, что было совершенно неестественно для неё.
— Чего ты? — спросил Васька, и опять что-то голодное явилось в его глазах. А она всё хохотала. — Чего ты? — спрашивал он её.
Наконец, кое-как сквозь смех и визг, она высказалась:
— Насчёт венчанья… Разве это можно? Да я и в церкви-то три года не была… Чудак! Ишь, нашёл жену! Детей не ждёшь ли от меня?
Мысль о детях вызвала у неё новый взрыв искреннего хохота. Васька смотрел на неё и молчал…
— Да и разве я поеду с тобой куда-нибудь? Ишь ты… тоже. Ты завезёшь меня да и убьёшь где-нибудь… Ведь ты мучитель известный.
— Ну, молчи уж! — тихо сказал Васька.
Но она стала говорить ему о его жестокости, вспоминая разные случаи.
— Молчи! — просил он её, а когда она не послушалась, он хрипло крикнул: — Молчи, говорю!
В этот вечер они не говорили больше. Ночью у Васьки был бред; из широкой груди его вырывался хрип, вой. Васька скрежетал зубами и размахивал в воздухе правой рукой, иногда ударяя ею себя в грудь.
Аксинья проснулась, встала на ноги у постели и долго со страхом смотрела в его лицо. Потом разбудила его.
— Что ты это? Домовой тебя душил, что ли?
— Так, привиделось!.. — слабо сказал Васька. — Дай-ка водицы.
Выпив воды, он помотал головою и объявил:
— Нет, не открою я заведения… лучше торговлей займусь… А заведения не надо…
— Торговля… — задумчиво сказала Аксинья.. — Н-да… лавочку открыть это хорошо.
— Пойдёшь со мной, что ли? — убедительно и тихо спросил Васька.
— Да ты никак всурьёз спрашиваешь? — воскликнула Аксинья, отодвигаясь от кровати.
— Аксинья Семёновна! — звенящим голосом сказал Васька, приподняв голову с подушки. — Вот тебе…
И замолчал, взмахнув рукой в воздухе.
— Никуда я с тобой не пойду… — решительно мотая головой, заговорила Аксинья, не дождавшись от него слов. — Никуда!
— Захочу — пойдёшь… — тихо сказал Васька.
— Ни-икуда не пойду!
— Только — не хочу я так… А ежели захотел бы — пойдёшь!..
— Нет уж…
— Да, чёрт! — раздражённо крикнул Васька. — Ведь вот ты со мной канителишься… шевыряешься тут… чего же?
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: