Антон Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 4-7

{05123}

души моей! А ножка! Господи! Ножка ведь не то, что вот наши ножищи, а что-то этакое миниатюрное, волшебное... аллегорическое! Взял бы да так и съел эту ножку! Э, да вы ничего не понимаете! Ведь вы материалисты, сейчас у вас анализ, то да сё! Сухие холостяки, и больше ничего! Вот когда женитесь, то вспомните! Где-то теперь, скажете, Иван Алексеевич? Да-с, так вот пойду я сейчас в свой вагон. Там уж меня с нетерпением ждут... предвкушают мое появление. Навстречу мне улыбка. Я подсаживаюсь и этак двумя пальчиками за подбородочек... Иван Алексеевич крутит головой и закатывается счастливым смехом. - Потом кладешь свою башку ей на плечико и обхватываешь рукой талию. Кругом, знаете ли, тишина... поэтический полумрак. Весь бы мир обнял в эти минуты. Петр Петрович, позвольте мне вас обнять! - Сделайте одолжение. Приятели при дружном смехе пассажиров обнимаются, и счастливый новобрачный продолжает: - А для большего идиотства или, как там в романах говорят, для большей иллюзии, пойдешь к буфету и опрокидонтом рюмочки две-три. Тут уж в голове и в груди происходит что-то, чего и в сказках не вычитаешь. Человек я маленький, ничтожный, а кажется мне, что и границ у меня нет... Весь свет собой обхватываю! Пассажиры, глядя на пьяненького, счастливого новобрачного, заражаются его весельем и уж не чувствуют дремоты. Вместо одного слушателя около Ивана Алексеевича скоро появляется уж пять. Он вертится, как на иголках, брызжет, машет руками и болтает без умолку. Он хохочет, и все хохочут. - Главное, господа, поменьше думать! К чёрту все эти анализы... Хочется выпить, ну и пей, а нечего там философствовать, вредно это или полезно... Все эти философии и психологии к чёрту! Через вагон проходит кондуктор. - Милый человек, - обращается к нему новобрачный, - как будете проходить через вагон 209, то найдите там даму в серой шляпке с белой птицей и скажите ей, что я здесь! - Слушаю. Только в этом поезде нет 209 . Есть 219!

{05124}

- Ну, 219! Всё равно! Так и скажите этой даме: муж цел и невредим! Иван Алексеевич хватает вдруг себя за голову и стонет: - Муж... Дама... Давно ли это? Муж... Ха-ха... Пороть тебя нужно, а ты - муж! Ах, идиотина! Но она! Вчера еще была девочкой... козявочкой... Просто не верится! - В наше время даже как-то странно видеть счастливого человека, - говорит один из пассажиров. - Скорей белого слона увидишь. - Да, а кто виноват? - говорит Иван Алексеевич, протягивая свои длинные ноги с очень острыми носками. - Если вы не бываете счастливы, то сами виноваты! Да-с, а вы как думали? Человек есть сам творец своего собственного счастия. Захотите, и вы будете счастливы, но вы ведь не хотите. Вы упрямо уклоняетесь от счастья! - Вот те на! Каким образом? - Очень просто!.. Природа постановила, чтобы человек в известный период своей жизни любил. Настал этот период, ну и люби во все лопатки, а вы ведь не слушаетесь природы, всё чего-то ждете. Далее... В законе сказано, что нормальный индивидуй должен вступить в брак... Без брака счастья нет. Приспело время благоприятное, ну и женись, нечего канителить... Но ведь вы не женитесь, всё чего-то ждете! Засим в писании сказано, что вино веселит сердце человеческое... Если тебе хорошо и хочется, чтобы еще лучше было, то, стало быть, иди в буфет и выпей. Главное - не мудрствовать, а жарить по шаблону! Шаблон великое дело! - Вы говорите, что человек творец своего счастия. Какой к чёрту он творец, если достаточно больного зуба или злой тещи, чтоб счастье его полетело вверх тормашкой? Всё зависит от случая. Случись сейчас с нами кукуевская катастрофа, вы другое бы запели... - Чепуха! - протестует новобрачный. - Катастрофы бывают только раз в год. Никаких случаев я не боюсь, потому что нет предлога случаться этим случаям. Редки случаи! Ну их к чёрту! И говорить даже о них не хочу! Ну, мы, кажется, к полустанку подъезжаем.

{05125}

- Вы теперь куда едете? - спрашивает Петр Петрович. - В Москву или куда-нибудь южнее? - Здравствуйте! Как же это я, едучи на север, попаду куда-нибудь южнее? - Но ведь Москва не на севере. - Знаю, но ведь мы сейчас едем в Петербург! - говорит Иван Алексеевич. - В Москву мы едем, помилосердствуйте! - То есть как же в Москву? - изумляется новобрачный. - Странно... Вы куда билет взяли? - В Петербург. - В таком случае поздравляю. Вы не на тот поезд попали. Проходит полминуты молчания. Новобрачный поднимается и тупо обводит глазами компанию. - Да, да, - поясняет Петр Петрович. - В Бологом вы не в тот поезд вскочили... Вас, значит, угораздило после коньяку во встречный поезд попасть. Иван Алексеевич бледнеет, хватает себя за голову и начинает быстро шагать по вагону. - Ах, я идиотина! - негодует он. - Ах, я подлец, чтобы меня черти съели! Ну, что я теперь буду делать? Ведь в том поезде жена! Она там одна, ждет, томится! Ах, я шут гороховый! Новобрачный падает на диван и ежится, точно ему наступили на мозоль. - Несчастный я человек! - стонет он. - Что же я буду делать? Что? - Ну, ну... - утешают его пассажиры. - Пустяки... Вы телеграфируйте вашей жене, а сами постарайтесь сесть по пути в курьерский поезд. Таким образом вы ее догоните. - Курьерский поезд! - плачет новобрачный, "творец своего счастья". - А где я денег возьму на курьерский поезд? Все мои деньги у жены! Пошептавшись, смеющиеся пассажиры делают складчину и снабжают счастливца деньгами.

{05126}

В начале апреля 1870 года моя матушка Клавдия Архиповна, вдова поручика, получила из Петербурга, от своего брата Ивана, тайного советника, письмо, в котором, между прочим, было написано: "Болезнь печени вынуждает меня каждое лето жить за границей, а так как в настоящее время у меня нет свободных денег для поездки в Мариенбад, то весьма возможно, что этим летом я буду жить у тебя в твоей Кочуевке, дорогая сестра..." Прочитав письмо, моя матушка побледнела и затряслась всем телом, потом на лице ее появилось выражение смеха и плача. Она заплакала и засмеялась. Эта борьба плача со смехом всегда напоминает мне мельканье и треск ярко горящей свечи, когда на нее брызжут водой. Прочитав письмо еще раз, матушка созвала всех домочадцев и прерывающимся от волненья голосом стала объяснять нам, что всех братьев Гундасовых было четверо: один Гундасов помер еще младенцем, другой пошел по военной и тоже помер, третий, не в обиду будь ему сказано, актер, четвертый же... - До четвертого рукой не достанешь, - всхлипывала матушка. - Родной мне брат, вместе росли, а я вся дрожу и дрожу... Ведь тайный советник, генерал! Как я его, ангела моего, встречу? О чем я, дура необразованная, разговаривать с ним стану? Пятнадцать лет его не видала! Андрюшенька, - обратилась ко мне матушка, - радуйся, дурачок! Это на твое счастье бог его посылает! После того, как мы узнали самую подробную историю Гундасовых, в усадьбе поднялась суматоха, какую я привык видеть только перед святками. Были пощажены только небесный свод и вода в реке, всё же остальное подверглось чистке, мытью и окраске. Если бы небо