Антон Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 11-13

{12218}

Но я еще не кончила... В одну минуточку кончу и уйду... Что было! Ах, что было! Итак, поехали мы на вечер к Бережницким... Ничего себе, весело было, но не особенно... Был, конечно, и Катин вздыхатель Грендилевский... Ну, я с Катей поговорила, поплакала, повлияла на нее, она тут же на вечере объяснилась с Грендилевским и отказала ему. Ну, думаю, все устроилось, как нельзя лучше: маму успокоила, Катю спасла и теперь сама могу быть спокойна... Что же ты думаешь? Перед самым ужином идем мы с Катей по аллее и вдруг... (Волнуясь.) И вдруг слышим выстрел... Нет, я не могу говорить об этом хладнокровно! (Обмахивается платком.) Нет, не могу! Шипучин (вздыхает). Уф! Татьяна Алексеевна (плачет). Бежим к беседке, а там... там лежит бедный Грендилевский... с пистолетом в руке... Шипучин. Нет, я этого не вынесу! Я не вынесу! (Мерчуткиной.) Вам что еще нужно? Мерчуткина. Ваше превосходительство, нельзя ли моему мужу опять поступить на место? Татьяна Алексеевна (плача). Выстрелил себе прямо в сердце... вот тут... Катя упала без чувств, бедняжка... А он сам страшно испугался, лежит и... и просит послать за доктором. Скоро приехал доктор и... и спас несчастного... Мерчуткина. Ваше превосходительство, нельзя ли моему мужу опять поступить на место? Шипучин. Нет, я не вынесу! (Плачет.) Не вынесу! (Протягивает к Хирину обе руки, в отчаянии.) Прогоните ее! Прогоните, умоляю вас! Хиpин (подходя к Татьяне Алексеевне). Вон отсюда! Шипучин. Не ее, а вот эту... вот эту ужасную... (указывает на Мерчуткину) вот эту! Хирин (не поняв его, Татьяне Алексеевне). Вон отсюда! (Топочет ногами.) Вон пошла! Татьяна Алексеевна. Что? Что вы? С ума сошли? Шипучин. Это ужасно! Я несчастный человек! Гоните ее! Гоните! Хирин (Татьяне Алексеевне). Вон! Искалечу! Исковеркаю! Преступление совершу!

{12219}

Татьяна Алексеевна (бежит от него, он за ней). Да как вы смеете! Вы нахал! (Кричит.) Андрей! Спаси! Андрей! (Взвизгивает.) Шипучин (бежит за ними). Перестаньте! Умоляю вас! Тише! Пощадите меня! Хирин (гонится за Мерчуткиной). Вон отсюда! Ловите! Бейте! Режьте ее! Шипучин (кричит). Перестаньте! Прошу вас! Умоляю! Мерчуткина. Батюшки... батюшки!.. (Взвизгивает.) Батюшки!.. Татьяна Алексеевна (кричит). Спасите! Спасите!.. Ах, ах... дурно! Дурно! (Вскакивает на стул, потом падает на диван и стонет, как в обмороке.) Хирин (гонится за Мерчуткиной). Бейте ее! Лупите! Режьте! Мерчуткина. Ах, ах... батюшки, в глазах томно! Ах! (Падает без чувств на руки Шипучина.) Стук в дверь и голое за сценой: "Депутация!" Шипучин. Депутация... репутация... оккупация... Хирин (топочет ногами). Вон, черт бы меня драл! (Засучивает рукава.) Дайте мне ее! Преступление могу совершить! Входит депутация из пяти человек; все во фраках. У одного в руках адрес в бархатном переплете, у другого - жбан. В дверь из правления смотрят служащие. Татьяна Алексеевна на диване, Мерчуткина на руках у Шипучина, обе тихо стонут. Член банка (громко читает). Многоуважаемый и дорогой Андрей Андреевич! Бросая ретроспективный взгляд на прошлое нашего финансового учреждения и пробегая умственным взором историю его постепенного развития, мы получаем в высшей степени отрадное впечатление. Правда, в первое время его существования небольшие размеры основного капитала, отсутствие каких-либо серьезных операций, а также неопределенность целей ставили ребром гамлетовский вопрос: "быть или не быть?", и в одно время даже раздавались голоса в пользу закрытия банка. Но вот во главе учреждения становитесь вы. Ваши знания, энергия и присущий вам такт были причиною необычайного успеха

{12220}

и редкого процветания. Репутация банка... (кашляет) репутация банка... Мерчуткина (стонет). Ох! Ох! Татьяна Алексеевна (стонет). Воды! Воды! Член банка (продолжает). Репутация... (кашляет) репутация банка поднята вами на такую высоту, что наше учреждение может ныне соперничать с лучшими заграничными учреждениями... Шипучин. Депутация... репутация... оккупация... шли два приятеля вечернею порой и дельный разговор вели между собой... Не говори, что молодость сгубила, что ревностью истерзана моей. Член банка (продолжает в смущении). Затем, бросая объективный взгляд на настоящее, мы, многоуважаемый и дорогой Андрей Андреевич... (Понизив тон.) В таком случае мы после... Мы лучше после... Уходят в смущении. Занавес

{12221}

{12222}

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Федор Никитич Гусев, господин почтенных лет. Зиночка, его молодая жена. Алексей Алексеич Зайцев, проезжий. Станционный смотритель. Действие происходит на почтовой станции в зимнюю ночь.

{12223}

Почтовая станция. Пасмурная комната с закопченными стенами, большие диваны, обитые клеенкой. Чугунная печка с трубой, которая тянется через всю комнату. Зайцев (с чемоданом), станционный смотритель (со свечой). Зайцев. Да и вонь же тут у вас, сеньор! Не продохнешь! Воняет сургучом, кислятиной какой-то, клопами... Пфуй! Смотритель. Без запаха нельзя. Зайцев. Завтра разбудите меня в шесть часов... И чтоб тройка была готова... Мне нужно к девяти часам в город поспеть. Смотритель. Ладно... Зайцев. Который теперь час? Смотритель. Половина второго... (Уходит.) Зайцев (снимая шубу и валенки). Холодно! Даже обалдел от холода... Такое у меня теперь чувство, как будто меня облепили всего снегом, облили водой и потом пребольно высекли... Такие сугробы, такая аспидская метель, что, кажется, если б еще пять минут побыть на воздухе, то - совсем крышка. Замучился. А из-за чего? Добро бы на свидание ехал или наследство получать, а то ведь еду на свою же погибель... Подумать страшно... Завтра в городе заседание окружного суда, и еду я туда в качестве обвиняемого. Меня будут судить за покушение на двоеженство, за подделку бабушкиного завещания на сумму не свыше трехсот рублей и за покушение на убийство биллиардного маркера. Присяжные закатают - в этом нет никакого сомнения. Сегодня я здесь, завтра вечером в тюрьме,

{12224}

а через каких-нибудь полгода - в холодных дебрях Сибири... Бррр! Пауза. Впрочем, у меня есть выход из ужасного положения. Есть! В случае если присяжные закатают меня, то я обращусь к своему старому другу... Верный, надежный друг! (Достает из чемодана большой пистолет. ) Вот он! Каков мальчик? Выменял его у Чепракова на две собаки. Какая прелесть! Даже и застрелиться из него удовольствие некоторым образом... (Нежно.) Мальчик, ты заряжен? (Тонким голосом, как бы отвечая за пистолет.) Заряжен... (Своим голосом.) Небось громко выпалишь? Во всю ивановскую? (Тонко.) Во всю ивановскую... (Своим голосом.) Ах ты дурашка, мамочка моя... Ну, ложись, спи... (Целует пистолет и прячет в чемодан.) Как только услышу "да, виновен", тотчас те - трах себе в лоб и шабаш... Однако я озяб чертовски... Бррр! Надо согреться... (Делает ручную гимнастику и прыгает около печки.) Бррр! Зиночка выглядывает в дверь u тотчас же скрывается. Что такое? Кажется, сейчас кто-то поглядел в эту дверь... Гм... Да, кто-то поглядел... Значит, у меня соседи? (Подслушивает у двери.) Ничего не слышно... Ни звука... Должно быть, тоже проезжие... Хорошо бы разбудить их да, если это порядочные люди, в винт с ними засесть... Большой шлем на без-козырях! Занятная история, черт меня возьми... А еще лучше, если б это была женщина. Ничего я так, признаться, не люблю, как дорожные приключения... Иной раз едешь и на такой роман наскочишь, что ни у какого Тургенева не вычитаешь... Помню, вот точно таким же образом ехал я однажды по Самарской губернии. Остановился на почтовой станции... Ночь, понимаете ли, сверчок цвирикает в печке, тишина... Сижу за столом и пью чай... Вдруг слышу таинственный шорох... Дверь отворяется и... Зиночка (за дверью). Это возмутительно! Это ни на что не похоже! Это не станция, а безобразие! (Выглянув в дверь, кричит.) Смотритель! Станционный смотритель! Где вы?