Виктор Конецкий - Начало конца комедии

Дальше пошла массовая перепалка, в жаре которой быстро расплавился я. Обо мне просто забыли. Не задали даже вопроса о творческих планах. Такой вопрос принято считать образцом читательской серости и скудости читательского воображения. Но оказалось, что отсутствие такого вопроса саднит писательскую душу отсутствием в читателях интереса к тому, чем ты собираешься осчастливить человечество. Таким образом, умная аудитория, которая сознает банальность вопроса о творческих планах и не задает его, есть аудитория жестокая.

И когда я увидел Желтинского в фойе, то обрадовался ему не меньше, чем в ленинградском аэропорту.

-- Мне приказано свозить тебя в Новосибирск в Бюро пропаганды художественной литературы, -- сказал Ящик, уводя меня с Голгофы. -- Получишь там деньги за выступление и отметишь командировочное.

У него был усталый вид. Он приехал за мной прямо с похорон. Мой вид, вероятно, был не лучше. Мне казалось, что я тоже побывал на похоронах, но только на своих собственных. Тяжелый хлеб -- публичные выступления. После них полезно бывает вспомнить какие-нибудь шедевры из сочинений графоманов типа: "Стада овцеводов спускались с гор..." Но именно тут-то такие шедевры и не приходят тебе на ум.

-- Ну, нашел что-нибудь из того, что искал? -- спросил Ящик, выводя темно-малиновую новую "Волгу" на крахмальную скатерть укатанного зимнего шоссе.

-- Ничего я не ищу здесь.

-- Ищешь. И найдешь. Что ищешь -- найдешь. Не истину, а то, что найти готов и найти хочешь.

Вот уж чего мне не хотелось, так это говорить о себе самом.

-- Твой самоубийца пил? -- спросил я, -- Он повесился? Вешаются чаще всего алкаши.

-- Нет. Не пил. Здесь это не модно. У нас сто мужчин и все с доступом к спирту. Выпивают сухое винцо двое. Этот вовсе не пил.

-- В какое время суток он...

-- Утром. Между девятью и десятью.

-- Полное нарушение теории самоубийств! Обычно это случается в любое ночное время, в крайнем случае вечером. Но утром...

-- Интересно отметить, -- начал Ящик тем учено-наставительным голосом, которым он обычно вещал на людях, но уже не употреблял в беседах со мной, -коллега был максималист. При слабом сложении брал в туристический поход рюкзак в шестьдесят килограммов. Самодеятельный йог. Стоял на голове в легком тренировочном костюме при открытом окне в сильный мороз. Болел ангинами. Затем стоматит. Затем бессонница. Душа с некоторым утончением, то есть с тягой к общим вопросам и искусству. Тебе это особенно интересно должно быть. Так. Подзатянул с диссертацией. Так. Квартиру получил неожиданно быстрым путем. Сразу после женитьбы помер тесть и освободил жилплощадь. Интересно отметить, что трудности с квартирой так же необходимы для современного ученого, с точки зрения естественного отбора, как поиски свободной пещеры дикарем в условиях каннибализма на заре человечества. В квартирных трудностях мужает и крепнет дух ученого... Так. Вопрос жены. Нелады были с женой. Ну, это у всех. По науке. "Нобелевская" тяга существовала. Опять максимализм. Американцы поставили опыт, наблюдали новое явление, объяснили. Коллега нашел лучшее объяснение, предложил более точные формулы. Американцы поскрипели и согласились. Эффектная довольно победа. Удача. Он ее развивал. По ходу дела потребовалось повторить сам опыт. И он повторил. И оказалось, что американцы чуть напутали в своем. Полетело к чертям собачьим новое и точное объяснение коллеги. Он, оказывается, объяснил несуществующее. Он красиво и эффектно подвел базу, фундамент теории под тухлое яйцо.

-- Но он же сам создал свежее яйцо! Разве уточнение, которое он внес в опыт американцев, не научная заслуга?

--Интересно отметить, что да. И большая заслуга.

Но обнаружение чужой ошибки оказалось отрицательным результатом в его теории, а отрицательный результат не укладывается в диссертации по нашим сегодняшним установкам. Предстояло делать сотни монотонных экспериментов по развитию и определению новых результатов. Годы мути. Не для него.

-- И это основная причина самоубийства?

-- Нет, -- сказал Ящик, отпустил руль и обеими руками обстоятельно поправил очки.

Хотя шоссе было пустынно, но мы ехали без руля и ветрил достаточно долго, чтобы я вспомнил, что Ящик попал в науку с флота. Я хочу этим сказать, что штурман подводной лодки капитан-лейтенант запаса Желтинский Сохранил в себе некоторую уверенную лихость в обращении с быстродвигающимися механизмами.

-- Возьми руль, дубина! -- сказал я. Он взял руль и тяжело вздохнул:

-- Знаешь, Сосуд, я чувствую себя виноватым в этой истории. Ноет совесть. Парень был одинок -- вот причина. Понимаешь, он раздражал: плохо умел выражать сложные мысли. Не мог объяснить кое-что из своих идей даже мне, руководителю. Пришлось прочитать курс по его узкой теме студентам, самому пришлось разбираться в каждой детали, чтобы понять, о чем он лепечет... Ладно. Как выступление? Как тебе наш народ?

-- Один паренек писклявым голосом предложил мне заканчивать счеты с жизнью.

-- Что еще ты услышал?

-- Что наука -- раковая опухоль на мозгу человечества. Она ведет в тупик материальной конечности.

-- А надо в бесконечность человеческой души?

-- Приблизительно так.

-- Молодой высказывался?

-- Да.

-- С бородой?

-- Да. Ты его знаешь?

-- Нет, идеализмом занимаются более менее откровенно только молодые бородатые.

-- Ты их не любишь?

-- Я им завидую. Что еще слышал?

-- Такую фразу: "Я здесь четыре года и уже ненавижу Академгородок всеми фибрами".

-- Кто говорил -- физик, химик, биолог, историк?

-- Математик из вашего вычислительного центра.

-- Еще?

-- Что вы -- люди без родины. Вам один черт --Сибирь или Луна, только бы давали деньги на эксперименты.

-- Так. А еще?

-- Что пора развенчать Эйнштейна, что существует культ его личности, хотя Лоренц и Пуанкаре стоят не меньше.

-- Во как! -- с удовольствием высказался Ящик. -- А про мусор?

-- Что "мусор"?

-- Про домашний, кухонный мусор не слышал? Что его ученым девать некуда?

-- Нет.

-- Еще услышишь!

В бюро пропаганды художественной литературы при новосибирской писательской организации бухгалтерша высчитала разницу за одиночный номер в гостинице, который мне, оказывается, не был положен; затем удержала за броню; затем вручила билет до Москвы, а не через Москву до Ленинграда, что обошлось мне еще рублей в двадцать; затем попросила оформить в Ленинграде липовую командировку, заверить ленинградскими печатями и выслать обратно заказным письмом вместе с использованным билетом.

Я поблагодарил бухгалтершу за все это и вывалился на мороз, урча от раздражения.

Ящик сидел в машине и слушал радио на французском языке.

Пейзаж вокруг был пустынный. Бюро находится возле рынка, а рынок не работал по причине воскресенья.