Иван Тургенев - Довольно (Отрывок из записок умершего художника)

Всё так... но одно преходящее прекрасно, сказал Шиллер [24] Возможно, Тургенев имеет в виду следующие строки Шиллера: Schwer ist die Kunst, Vergänglich ist ihr Preis. (Искусство — трудно: преходящее ему цена.— Шиллер Ф. Вступление к трилогии «Валленштейн», 1800). ; и сама природа, в непрерывной игре своих возникающих, исчезающих форм, не чуждается красоты. Не она ли старательно убирает самые мгновенные из своих детищ — лепестки цветов, крылья бабочек — такими прелестными красками, не она ли придает им такие изящные очертанья? Красоте не нужно бесконечно жить, чтобы быть вечной,— ей довольно одного мгновенья. Так; это, пожалуй, справедливо — но только там, где нет личности, нет человека, нет свободы: поблекшее крыло бабочки возникает вновь и через тысячу лет тем же самым крылом той же самой бабочки; тут строго и правильно, и безлично совершает свой круг необходимость... Но человек не повторяется, как бабочка, и дело его рук, его искусства, его свободное творение, однажды разрушенное,— погибает навсегда... Ему одному дано «творить»... но странно и страшно вымолвить: мы творцы... на час,— как был, говорят, калиф на час [25] Калиф на час — человек, наделенный властью на очень короткое время, образ из арабской сказки «Сон наяву, или Калиф на час», входящей в сборник «Тысяча и одна ночь». Популярности выражения способствовала оперетта Ж. Оффенбаха (1819—1880) «Калиф на час». . В этом наше преимущество — и наше проклятие: каждый из этих «творцов» сам по себе, именно он, не кто другой, именно это я, словно создан с преднамерением, с предначертанием; каждый более или менее смутно понимает свое значение, чувствует, что он сродни чему-то высшему, вечному — и живет, должен жить в мгновенье и для мгновенья [26] Как не вспомнить тут слов Мефистофеля к Фаусту: Er (Gott) findet sich in einem ew’gen Glanze, Uns hat er in die Finsterniss gebracht — Und euch taugt einzig Tag und Nacht. <���Он (бог) обитает в вечном сиянии, нас он низринул в темноту, вам он отвел день и ночь (нем.)>. (Прим. И. С. Тургенева) И.-В. Гёте. Фауст (1808). Часть I, рабочая комната Фауста. . Сиди в грязи, любезный, и тянись к небу! Величайшие из нас — именно те, которые глубже всех других сознают это коренное противоречие; но в таком случае — спрашивается — уместны ли слова: величайший, великий?

Что же сказать о тех, к которым, при всем желании, нельзя применить эти имена, даже в том значении, которое придает им слабый человеческий язык? Что сказать об обыкновенных, дюжинных, второстепенных, третьестепенных тружениках, кто бы они ни были — государственные люди, ученые, художники — особенно художники? Чем заставить их стряхнуть свою немую лень, свое унылое недоумение, чем привлечь их опять на поле битвы,— если только мысль о тщете всего человеческого, всякой деятельности, ставящей себе более высокую задачу, чем добывание насущного хлеба, закралась им в голову? Какими венками прельстятся они — они, для которых и лавры и тернья стали равно незначительны? Из чего они станут снова подвергаться смеху «толпы холодной» или «суду глупца» [27] Цитата из стихотворения Пушкина «Поэту» (1830): «Услышишь суд глупца и смех толпы холодной». — старого глупца, который не может простить им, что они отвернулись от прежних кумиров, молодого глупца, который требует, чтобы они тотчас вместе с ним стали на колени, легли плашмя перед новыми, только что открытыми идолами [28] Намек на полемику вокруг «Отцов и детей». ? Зачем пойдут они опять на этот толкучий рынок призраков, на это торжище, где и продавец и покупатель равно обманывают друг друга, где всё так шумно, громко — и всё так бедно и дрянно? Зачем «с изнеможением в кости» поплетутся они вновь в этот мир [29] Усеченная цитата из стихотворения Ф. И. Тютчева «Как птица раннею зарей...» (1836): Как грустно полусонной тенью, С изнеможением в кости, Навстречу солнцу и движенью За новым племенем брести!.. , где народы, как крестьянские мальчишки в праздничный день, барахтаются в грязи из-за горсти пустых орехов или дивятся, разинув рты, на лубочные картины, раскрашенные сусальным золотом,— в этот мир, где живуче только то, что не имеет права на жизнь,— и, оглушая самого себя собственным криком, каждый судорожно спешит к неизвестной и непонятной ему цели? Нет... нет... Довольно... довольно... довольно!

...The rest is silence [30] Дальнейшее — молчанье (англ.). Последние слова умирающего Гамлета из трагедии Шекспира «Гамлет» (1604) (д. V, сцена 2). . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Первый черновой автограф, 2 л. Датируется мартом-апрелем 1862 г. Хранится в отделе рукописей Bibl Nat, Slave 88; описание см.: Mazon, p. 66; фотокопия — ИРЛИ, Р. I, оп. 29, .V» 206.

Второй черновой автограф, 10 л. Подпись «И. Т.» и помета: «Баден 11 марта н. с. 1864». Хранится в отделе рукописей Bibl Nat, Slave 94; описание см.: Mazon, p. 66; микрофильм — ИРЛИ, кор. V, № 1—2.

Т, Соч, 1865, ч. 5, с. 335—350.

Т, Соч, 1869, ч. 5, с. 331—346.

Т, Соч, 1874, ч. 5, с. 325—340.

Т, Соч, 1880, т. 8, с. 43—58.

Т, ПСС, 1883, т. 8, с. 41—55.

Впервые опубликовано: Т, Соч, 1865, ч. 5, с. 335—350.

Печатается по тексту Т, ПСС, 1883 с устранением явных опечаток, не замеченных Тургеневым, а также с исправлением (по всем другим источникам до Т, Соч, 1880) на с. 225 строка 33: «в сторонке» вместо «в стороне».

Первая рукопись «Довольно» имеет три страницы чернового текста, поля которых в большей своей части заполнены поправками. Рукопись озаглавлена: «Несколько писем без [конца и] начала и конца». Над заглавием Тургенев надписал: «Начало: „Довольно”. См.— в другой тетради». Повествование открывается теми же самыми словами («Довольно, говорил я самому себе»), что и в основном тексте. Главки с отточиями вписаны на полях. Далее главы не обозначены, но отделены друг от друга черточками.

Первый черновой автограф имеет много вариантов, большей частью стилистического характера. На полях содержатся заметки, которые, очевидно, предполагалось развить в дальнейшем: 1) «Досадно даже на себя за то, что постарался всё это красиво выразить [как будто и это что-нибудь]». 2) «И потекли накипевшие слезы, не облегчая сердца, по как-то сладко и горестно терзая его». Эти заметки не зачеркнуты, но в окончательный текст не вошли, так же как и отрывок текста, вынесенный Тургеневым на поля с пометой «позже»: «[Но те] воспоминания теперь приятны мне только тогда, когда они воскрешают.в уме не прежние события, а прежние [старые] другие воспоминания. Старые люди любят ходить по одним торным дорожкам. Вот как [стар я стал]. Я изжился!» [31] См.: Перминов Г. Ф. «Довольно». Черновой автограф.— Т сб, вып. 3, с. 15. На первом листе рукописи есть обведенная чертой запись с пометой NB: «Диди (т. е. Клоди Виардо) в золотом дожде листьев». На втором листе рисунок пером — мужской головы.