Антон Чехов - Том 19. Письма 1875-1886

Твой А. Чехонте.

Сретенка, Головин пер., д. Елецкого.

98. Н. А. ЛЕЙКИНУ

23 декабря 1884 г. Москва.

XII, 23.

Уважаемый Николай Александрович!

Первым делом поздравляю Вас с праздником и окончанием года, а к поздравлению, по издревле установленному порядку, присоединяю тысячи пожеланий. Посылаю Вам рассказ и рождеств<���енскую> мелочишку * . Сегодня с курьерским вышлю святочный рассказ * . К Новому году постараюсь написать побольше мелочей новогоднего свойства. Мелочи уже задуманы, рассказ же пока не наклевывается. Когда выйдет первый нумер? К какому нумеру присылать моск<���овский> фельетон; к 52 или к 1?

Здоровье мое поправилось. Не только работаю, но даже позволяю себе употреблять спиритуозы. Праздники встречаю уныло… Денег нет. «Петерб<���ургская> газета» еще не выслала, «Развлечение» должно крохи, из «Будильника» больше десятки не возьмешь… Сижу на бобах… Надеялся получить из одного места и получил нос… Николай болен и зарабатывает мало, Агафопод Единицын — швах… Благо, долгов мало и не брал авансов. Впрочем, всё это пустяки…

Был у меня Пальмин. Он окончательно расходится с Пастуховым и бичует его словесно на все корки. Сотрудничество в «Развлечении» объясняет переменою обстоятельств, и если правда, что он уходит из «Моск<���овского> листка», то причины его дезертирства заслуживают снисхождения.

Счет в «Пет<���ербургскую> газету» я послал. В Москве морозы. К Новому году напишу Вам, а теперь пока прощайте и не браните. Святочный рассказ получите купно с заказным письмом или немного спустя, но не далее понедельника.

Ваш А. Чехов.

99. Е. И. САВЕЛЬЕВОЙ

2 января 1885 г. Москва.

85, I, 2.

Уважаемая Евгения Иасоновна, на поздравление с Новым годом отвечаю тем же и прошу прощения, что не предупредил Вас и не поздравил раньше. Ужасный я невежа! На Рождество послал я множество поздравительных писем и карточек… Почему не послал Вам, сказать определенно не могу: вероятно, по рассеянности… А что забвение тут ни при чем, может засвидетельствовать Вам Ваш супруг, обедавший у нас на Ваши именины и слышавший, как я произносил тост за здоровье «отсутствующих жен»… За Ваше здоровье было выпито два раза…

За Ваше сочувствие по поводу усиленных занятий и нездоровья * большое спасибо. Тронут и вниманием, и памятью, и искренностью… То, другое и третье не заслужено… Дело в том, что толки об «усиленных занятиях» преувеличены. Работаю, как и все… Ночи сплю, часто шатаюсь без дела, не отказываю себе в увеселениях… где же тут усиленные занятия? Я вовсе не скромничаю. Ваш «сам», воспевающий больше всех мое трудолюбие, может засвидетельствовать, что я встаю не раньше 10-ти и ложусь не позже 12-ти… Истые труженики не спят так долго…

Нездоровье мое немножко напугало меня и в то же время (бывают же такие фокусы!) доставило мне немало хороших, почти счастливых минут. Я получил столько сочувствий искренних, дружеских, столько, что мог вообразить себя аркадским принцем, у которого много царедворцев. До болезни я не знал, что у меня столько друзей… Разве не лестно получать такие письма, как Ваше? Ради него не грешно покашлять лишний денек…

Ваш тиран сидит у меня. Узнав, что я получил от Вас письмо, он пришел в ярость и чуть не побил меня… Отелло, каких мало… Поведение его похвалить, конечно, не могу… Деморализировал всю мою семью: устроил в моем доме опереточный театр, заставляет всех жениться и проч. В ожидании его исправления и в надежде, что все у Вас обстоит благополучно, кланяюсь Вам и остаюсь уважающим, готовым к услугам

А. Чехов. Семья вам кланяется.

Рукой Д. Т. Савельева:

Дозволено цензурою. 2 января 1885 г.

Цензор Дмитрий Савельев.

На конверте:     В Таганрог . Его высокородию

Иасону Ивановичу г-ну Блонскому .

Старшему нотариусу.

Передать Е. И. Савельевой .

100. М. Е. ЧЕХОВУ

31 января 1885 г. Москва.

85, I, 31.

Дорогой Дядечка Митрофан Егорович!

Первым делом приношу Вам искреннейшую благодарность за память и любовь, которыми проникнуты все Ваши письма к отцу. Ваше расположение слишком дорого для нас всех, для меня же лично оно составляет предмет гордости и радости: расположение хороших людей делает честь и повышает нас в собственном мнении! Не извиняюсь перед Вами за мое долгое, упорное молчание… Знаю, что Вы не сочтете его за неприличие и за знак перемены наших отношений, а, как добрый и душевный человек, дадите ему иное объяснение. Письмо мое к Вам удовлетворить меня не может… Кто привык когда-то беседовать с Вами по целым часам и вечерам, тому давайте беседу, а письмо, как бы оно длинно ни было, не скажет и тысячной доли того, что хотелось бы рассказать… Не писал я, потому что надеюсь на скорое свиданье. Надеялся и надеюсь. Прошлое лето не мог быть у Вас, потому что сменял товарища, земского врача * , бравшего отпуск, в этом же году рассчитываю попутешествовать, а стало быть, и повидаться с Вами. В декабре я заболел кровохарканьем и порешил, взявши денег у литературного фонда, ехать за границу лечиться. Теперь я стал несколько здоровее, но думаю все-таки, что без поездки не обойтись. Куда бы я ни поехал — за границу ли, в Крым или на Кавказ, — Таганрога я не миную.

Радуюсь Вашему избранию в гласные * . Чем больше у Таганрога будет таких честных и бескорыстных хозяев, как Вы, тем он счастливее… Жалею, что не могу послужить купно с Вами родному Таганрогу… Я уверен, что, служа в Таганроге, я был бы покойнее, веселее, здоровее, но такова уж моя «планида», чтобы остаться навсегда в Москве… Тут мой дом и моя карьера… Служба у меня двоякая. Как врач, я в Таганроге охалатился бы и забыл свою науку, в Москве же врачу некогда ходить в клуб и играть в карты. Как пишущий, я имею смысл только в столице.

Медицина моя шагает помаленьку. Лечу и лечу. Каждый день приходится тратить на извозчика более рубля. Знакомых у меня очень много, а стало быть, немало и больных. Половину приходится лечить даром, другая же половина платит мне пяти- и трехрублевки. (В Москве врачам не платят менее 3-х рублей за визит. Здесь всякий труд дороже ценится, чем в Таганроге.) Капитала, конечно, еще не нажил и не скоро наживу, но живу сносно и ни в чем не нуждаюсь. Если буду жив и здоров, то положение семьи обеспечено. Купил я новую мебель, завел хорошее пианино, держу двух прислуг, даю маленькие музыкальные вечерки, на которых поют и играют… Долгов нет и не чувствуется в них надобности… Недавно забирали провизию (мясо и бакалею) по книжке, теперь же я и это вывел, и всё берем за деньги… Что будет дальше, неведомо, теперь же грешно жаловаться.