Максим Горький - Том 7. Мать. Рассказы, очерки 1906-1907

Чьи-то юные глаза смотрели в лицо ее с восторгом и со страхом.

Ее толкнули в грудь, она покачнулась и села на лавку. Над головами людей мелькали руки жандармов, они хватали за воротники и плечи, отшвыривали в сторону тела, срывали шапки, далеко отбрасывая их. Все почернело, закачалось в глазах матери, но, превозмогая свою усталость, она еще кричала остатками голоса:

— Собирай, народ, силы свои во единую силу!

Жандарм большой красной рукой схватил ее за ворот, встряхнул:

— Молчи!

Она ударилась затылком о стену, сердце оделось на секунду едким дымом страха и снова ярко вспыхнуло, рассеяв дым.

— Иди! — сказал жандарм.

— Не бойтесь ничего! Нет муки горше той, которой вы всю жизнь дышите…

— Молчать, говорю! — Жандарм взял под руку ее, дернул. Другой схватил другую руку, и, крупно шагая, они повели мать.

— …которая каждый день гложет сердце, сушит грудь!

Шпион забежал вперед и, грозя ей в лицо кулаком, визгливо крикнул:

— Молчать, ты, сволочь!

Глаза у нее расширились, сверкнули, задрожала челюсть. Упираясь ногами в скользкий камень пола, она крикнула:

— Душу воскресшую — не убьют!

— Собака!

Шпион ударил ее в лицо коротким взмахом руки.

— Так ее, стерву старую! — раздался злорадный крик. Что-то черное и красное на миг ослепило глаза матери, соленый вкус крови наполнил рот.

Дробный, яркий взрыв криков оживил ее.

— Не смей бить!

— Ребята!

— Ах ты, мерзавец!

— Дай ему!

— Не зальют кровью разума!

Ее толкали в шею, спину, били по плечам, по голове, все закружилось, завертелось темным вихрем в криках, вое, свисте, что-то густое, оглушающее лезло в уши, набивалось в горло, душило, пол проваливался под ее ногами, колебался, ноги гнулись, тело вздрагивало в ожогах боли, отяжелело и качалось, бессильное. Но глаза ее не угасали и видели много других глаз — они горели знакомым ей смелым, острым огнем, — родным ее сердцу огнем.

Ее толкали в двери.

Она вырвала руку, схватилась за косяк.

— Морями крови не угасят правды…

Ударили по руке.

— Только злобы накопите, безумные! На вас она падет!

Жандарм схватил ее за горло и стал душить. Она хрипела.

— Несчастные…

Кто-то ответил ей громким рыданием.

В первый раз я услышал это великое и светлое имя, когда мне было 13 лет.

Я служил тогда кухонным мальчишкой на пассажирском пароходе и целыми днями мыл посуду, наполовину оглушённый стуком машины, наполовину одурелый от горелого жира.

Когда выпадал свободный часок, я шёл на ют.

Там собирались пассажиры третьего класса: крестьяне и рабочие.

Кто сидя, кто стоя, плотной кучкой слушали они тихий и спокойный рассказ одного пассажира.

Я тоже стал слушать.

— Звали его Джузеппе, по-нашему Осип, а фамилия его была Гарибальди, и он был простой рыбак. Великая у него была душа, и он видел горькую жизнь своего народа, которого одолели враги. И кликнул он клич по всей стране: «Братья, свобода выше и лучше жизни! Подымайтесь все на борьбу с врагом, и будем биться, пока не одолеем!» И все послушались его, потому что видели, что он скорей трижды умрёт, чем подастся. Все пошли за ним и победили.

Был вечер, и солнце опускалось в Волгу.

Розоватые волны словно целовали друг друга и таяли в поцелуе.

Потом я много читал о Гарибальди, титане Италии.

Но короткий рассказ неизвестного крестьянина глубже укоренился в моём сердце, чем все книги…

Впервые цикл очерков «В Америке» напечатан в «Сборнике товарищества «Знание» за 1906 год», книги одиннадцатая и двенадцатая. Тогда же издан за границей отдельной книгой: «М. Горький. В Америке (Очерки). Часть первая», издательство И. Дитца, Штутгарт, 1906.

Очерки написаны весною и летом 1906 г. в Америке.

В феврале 1906 года, по поручению партии большевиков, М. Горький, которому угрожал арест, выехал из России. Перед ним стояли задачи: рассказать иностранным рабочим правду о русской революции, пропагандировать её идеи, организовать сбор средств для революционной борьбы большевистской партии, агитировать против иностранных займов, которые царское правительство стремилось получить для подавления революции. Несколько недель писатель пробыл в Германии, затем отправился в Америку, куда и прибыл 10/23 апреля 1906 г. Через несколько дней М. Горький сообщал друзьям о своих первых впечатлениях от Америки. В письме к К.П. Пятницкому он писал, что американцы «…слишком бизнесмены — люди, делающие деньги, — у них мало жизни духа» (Архив А.М. Горького). Тогда же, сопоставляя Россию эпохи революции 1905 г. с Америкой, М. Горький сообщал И.П. Ладыжникову: «Мы далеко впереди этой свободной Америки, при всех наших несчастьях! Это особенно ясно видно, когда сравниваешь здешнего фермера или рабочего с нашими мужиками и рабочими» (Архив А.М. Горького).

В первых же публичных выступлениях в Америке М. Горький выражал солидарность с американскими трудящимися. В некоторых газетах США в апреле 1906 г. была напечатана телеграмма М. Горького, адресованная Вильяму Хэйвуду и Чарльзу Мойеру — руководителям «Западной федерации рудокопов», заключённым в тюрьму города Кальдуэль. «Привет вам, братья-социалисты! — писал М. Горький. — Мужайтесь! День справедливости и освобождения угнетённых всего мира близок. Навсегда братски ваш».

Выступая на митинге в Грэнд-Пэлейсе в Нью-Йорке, М. Горький заявил: «Я не верю в вражду рас и наций. Я вижу только одну борьбу — классовую. Я не верю в существование специфической психологии, вызывающей у белого человека естественную ненависть к человеку чёрной расы…»

Американская буржуазная пресса открыла злостную кампанию против М. Горького. Писатель был выселен из отеля в Нью-Йорке, где он проживал. Все другие владельцы нью-йоркских отелей также отказались предоставить ему помещение. Американские капиталисты надеялись заставить М. Горького уехать из Америки. Писатель вынужден был поселиться в частном доме, в Нью-Йорке на Отейтен Айленд, у супругов Мартин. У них на даче, в горах Адирондака, в 25 километрах от города Элизабеттоун, М. Горький прожил лето 1906 г.

Появление в американском журнале «Аппельтон мэгэзин» очерка «Город Жёлтого Дьявола» вызвало целый поток читательских откликов. В одном из писем в августе 1906 г. М. Горький сообщал, что сенаторы пишут возражения, а рабочие хохочут.

К.П. Пятницкому М. Горький писал: «Знаете — в ответ на мою статью в «Аппельтоне» о Нью-Йорке газеты получили более 1200 возражений!

Я скоро напечатаю статью «Страна подростков» [2] не написана — Ред. , в которой буду доказывать, что американцы, даже когда они лысы, седы и жуют вставными зубами, даже когда они профессора, сенаторы и миллионеры, — имеют не более 13–15 лет от роду. Вероятно, меня задавят возражениями» (Архив А.М. Горького).