Максим Горький - Том 23. Статьи 1895-1906

У него есть стиль.

Но как мне ни жаль господина Лебедева, а одним стилем меня не опровергнет.

Ибо у меня есть факты.

Он не опроверг их заявлением, что на его заводе не задают мальчикам трёпок и выволочек.

Он только подтвердил, что палец мальчику действительно оторвали и раздробили. Я повторяю, раздробили именно тогда, когда мальчик вертел маховик.

И он не сказал ни слова о том, как и чем за это мальчику заплатили.

Он много меня поносит и немножко на меня доносит, крошечку, знаете, доносит.

Сравнив себя с лошадью, а меня с собакой, он полагал, что убил меня наповал.

Ах, это совершенно напрасно!

И это меня нимало не трогает. Я даже оттенил все сильные места его опровержения своим курсивом.

Мне чуть не каждый день приходится получать анонимные письма от обывателей и обывательниц, неосторожно задетых мною за живое, — и уверяю господина Лебедева, что господа анонимы обоего пола ругаются гораздо хлеще, чем он.

Так ругаются, что я — только удивляюсь образности их стиля и гибкости русского языка.

Но удивляясь, я думаю по адресу каждого ругателя-анонима:

«Ты сердишься, Юпитер, — значит, ты виноват!»

Вы сердитесь, великодушный господин Лебедев?

Очень жаль.

Вот я, надеюсь, успокоил ваше гневное сердце — поместил ваш буйный вопль во всей прелести его…

С соблюдением орфографии, не выкинув ни одного слова.

Будьте довольны — я имел право не делать этого.

И — до свидания.

До следующего раза, когда я несколько более подробно и основательно коснусь порядков прошлого и настоящего времени на вашем благоустроенном заводе.

В понедельник в камере городского судьи дан был комический спектакль с юмористической целью показать публике необязательность для домовладельцев обязательных постановлений думы.

В комедии участвовало шестьдесят именитых граждан города, не устроивших, вопреки постановлению думы, тротуаров около своих бедных хижин на Дворянской улице.

Сам господин судья в то же время один из «неисполнителей» и тоже подлежит суду другого судьи.

Положеньице!

Осудив шестьдесят купцов за халатность, он должен был и себя предать суду за то же качество…

Обвиняемые — всё люди солидные, с весом, бородатые и богатые…

Говорят сытыми басами, держатся корректно, улыбаются скептически.

Точно думают про себя:

«А интересно, как это нас судить будут за неисполнение постановления, которое мы сами же сотворили и издали? Хе, хе, хе! Чудно!»

Действительно чудно!

Большинство обвиняемых — гласные [4] выборные члены городских дум и земских собраний — Ред. , и некоторые из них авторы постановления.

Издали они его к сведению и руководству домохозяев — и сами же первые отринули свой закон, не исправив тротуаров в установленный ими срок.

И вот привлечены к ответственности за то, что пошли сами против себя.

Начинается суд.

— Господин Z! — вызывает судья.

Z выходит и заявляет:

— Это я. Но только я тут ни при чём.

— То есть как?

— А так… мне какое дело до тротуаров? Я не домохозяин, а квартирант…

— Так как же вы? Вот полиция составила акт на вас…

— А мне какое дело? Составила, так составила…

— Да вы, может быть, ошибаетесь, — домохозяин вы?…

— Желал бы этого!

— Как же теперь? — недоумевает судья.

— А не знаю. Спросите полицию.

— Гм! Ну… господин X!

Но господин X тоже пока ещё не домохозяин.

Господа Y, F, V и ещё несколько господ также оказываются привлечёнными «занапрасно».

Наконец, добираются до настоящих «нарушителей».

Они подходят к столу судьи и спокойно ждут своей участи, уверенные в своей правоте, чистоте и святости.

— Мы законы сочиняли, мы их и нарушаем… И никому, кроме нас, до всего этого дела нет…

Это написано на их почтенных, уверенных лицах.

— Господа! Вы обвиняетесь… — говорит судья.

— Знаем…

— Как же это вы?..

— Чего?

— Нарушили свои же постановления?

— А как нам их не нарушить-то было? Сказано — строй тротуары и чтобы все они были на один лад. Как так на один лад? Не понимаем!

— Да чего же тут не понимать?

— Высоты не понимаем. Низость нам понятна, в уровень с мостовой, например, а какая высота? Нужно, чтобы тротуар был выше мостовой? Так? А на сколько? На аршин? На сажень? Никто нам высоты не объяснил. Ну, мы и того, и ждали. Объяснят, мол… А заместо того полиция составила акты и вот причинила нам беспокойство… Это как будто бы и не порядок… За что беспокоить купцов? Мы народ сырой…

— Да вы бы спросили думу насчёт этой высоты?

— Для чего? Сама должна сказать. Мы строй, да мы же ещё и расспрашивай, как строить…

— Да ведь некоторые из вас сами гласные думы?

— Нук что ж?

— Наверное, кто ни то из вас имеет же представление о типе тротуара, установленном думой?

— Никакого типа нету…

— То есть как же нету?..

— А так же… Да вы, господин судья, сами-то почему не строили тротуара?

— Я? Гм? Я! Мне… тоже не известно, что требуется… Я тоже ни ширины, ни высоты не знаю…

— Ну вот, то-то же!

— А всё-таки что-то не так у нас выходит. Постановление есть, авторы его налицо, а тротуаров нет, и представления о них тоже нет…

— А на нет и суда нет!

Суда и не было…

Ограничились разговором и благополучно разошлись по домам…

Только…

Как ни хороша погода, но веяние зимы на всём и всюду заметно…

Меховые магазины прихорашиваются, выставляя товар лицом.

Жёны заводят с мужьями тёплые разговоры о модном зимнем костюме.

Всё сжимается в предчувствии холодов.

И разные самарские тёплые ребята, пользуясь благоприятными для них, но роковыми для других условиями времени, тоже сжимаются.

Не только сами сжимаются, но и других жмут.

Так, например, местные владельцы вальцовых мельниц [5] машина для размола зерна (пшеницы, ржи и др. культур) в муку; используется также для измельчения соли и иных видов сыпучего сырья — Ред. , несмотря на то, что теперь самое бойкое время для их заведений, и не принимая в расчёт того, что они завалены работой, — убавили своим рабочим жалованье на трёшницу в месяц…

В сентябре платили 12 рублей, а теперь платят 9 рублей.

Расчёт верный.

В сентябре ещё навигация не закрывалась, и рабочий, чувствуя, что его жмут, мог уйти с мельницы и поехать искать «где лучше».

Теперь не уйдёт, шалишь!

Пароходов ходит мало, да и те, которые ходят, берут дорого.

Значит — хочешь не хочешь — работай со скидкой 25 процентов.

Рабочие, конечно, будут работать — ничего не поделаешь.

Осень, холодно…

На Татьянке [6] река Татьянка — от слова «тать» — «вор». Протекает по территории г. Самары. — Ред. , по летнему положению, теперь жить нельзя, и как-никак, нужно работать на купца.