Леонид Костомаров - Земля и Небо (Часть 1)

-- Пять лет...

-- А... я уже забыл, за что вас в первый раз арестовали?

-- В пятьдесят пятом, вооруженный разбой, -- вяло сказал и примолк Квазимода. На душе лютая тоска... Вот и пришел черед подвести итоги. И они тяжки...

-- Помню... Дело "Черного князя"... Как же ты попал к ним, в восемнадцать лет?

Иван хмуро вздохнул и опустил глаза, не хотел он ворошить свою душу. Знал, еще тошнее станет, нет радости в былых подвигах, только злость на себя...

НЕБО. ВОРОН

Я отвечу, потому как не дождется исповеди майор от хозяина. Я его историю знаю хорошо, считывал я все из его сознания, чтобы занести в Книгу Жизни... Итак, том восьмой, воплощение Ивана Воронцова... Читаем блок 24/6, абзацы 34--37:

"...Попал в воровскую шайку в пятнадцать лет, после побега из детдома. На "малине" познакомился с авторитетным бандитом. Селезень -- потомственный вор и кривляка, любил наряжаться и глотал черную икру ложками, за что получил такое прозвище. Этому обучил и голодного Ваньку-детдомовца и объяснил, как можно добывать эту икру много и постоянно. Селезнев был неуловимым "Черным князем", его так и не взяли. Кому не кружит голову по юности лет смелый герой... запретная дерзкая романтика, тайны, показной шик... Вот парнишка и разинул рот от гордости, что посвящен в круг "избранных"...

Ваньку пятого сентября подхватил в подворотне сильный веселый человек в милицейской форме, убитый вором Селезнем через четыре месяца при штурме "малины".

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

-- Да что прошлое ворошить, жизнь не переделать... -- отвернулся к окну Воронцов.

Медведев вздохнул, снял очки, чтобы лучше разглядеть собеседника. Стал обычным стареющим мужиком в мешковатой военной форме.

-- Так... -- подвинул к себе личное дело Ивана, полистал. -- Второй раз поменьше дали, всего двенадцать. Девять за преступление, два за побег, семь лет не досиженных. Дали не пятнадцать, не потолок.

-- А от этого не легче... -- равнодушно бросил Воронцов, потеряв весь интерес к разговору.

-- Не легче... -- согласился Медведев. -- Но и от приставленного к боку пистолета не легче. И от золота, украденного у государства.

-- А у меня все его изъяли...

-- А если бы не изъяли? -- поднял голову Медведев и увидел, как у зэка Квазимоды хищно вздрагивают ноздри.

Понял, что контакт потерян. Замолчал, достал папиросу, закурил. Сидящему напротив не предложил: надо было теперь уже держать дистанцию, другой пошел у них разговор.

-- Так, в первый раз судили вас в 55-м, потом в 63-м, в третий раз, за бунт, -- в 68-м. Осталось пять лет, отсидели в сумме -- 26 лет. Да-а...

Помолчали. Все же решил с другой, доброй, стороны подойти майор. Сменил тон.

-- Я надеялся тебя бригадиром увидеть, ведь какой авторитет-то у тебя в отрицаловке...

-- Не надо об этом... -- зло дернулся Иван. -- Дайте спокойно срок досидеть...

-- Ага... Наверно, ни во что и никому не веришь?

Воронцов вяло кивнул.

-- А я хочу доверить тебе людей, власть в руки хочу дать... Я ведь тоже рискую.

-- А я не прошу ее! -- лицо Квазимоды угрожающе напряглось. -- Не лезьте вы ко мне!

-- Успокойся, -- жестко бросил Медведев, закрывая его дело и откидывая его подальше. -- Не из пугливых. Поумерь пыл. У тебя шесть нарушений за последний год. Не боишься?

-- Оставьте меня, не трогайте... -- как-то утробно, с хрипотцой выдавил из себя закрывший глаза Квазимода, лицо пугало страшной замершей маской. -Работаю не хуже других. Чего еще вам надо?

-- Злости поменьше -- вот чего! -- крикнул, поднимаясь над ним, Медведев. -- Смотри-ка, непонятый... незаслуженно посаженный, куда там... Сколько сидишь, а все не поумнеешь... Вторым Кукушкой решил стать?! Чтобы за тобой до смерти государство казенные намудники стирало? Вот для мужчины самый подходящий финал! Других поучаешь, чтобы не нарушали, а сам в пекло лезешь! Прищеми хвост... Учит тебя жизнь, а без толку!

-- Это кого же... поучаю? -- зло удивился Воронцов осведомленности майора.

-- Лебедушкина... -- майор вдруг тяжко засопел, потер левую сторону груди. -- а о себе что не подумаешь? -- спросил после приступа одышки.

-- Тоже еле живой, а туда же, учит жить, -- мрачно подколол зэк. -Поздно думать...

Медведев глянул на него -- Квазимода вскаменел гранитным валуном, огромный шрам побагровел, глаз под ним сощурился и исчез. Перед ним сидел здоровенный согбенный старик.

Майору вдруг стало жалко этого могучего человека, не осознающего свою дурацкую жизнь, не знающего, куда направить силу, кому отдать ее на радость и пользу. Может, и не виноват он в этом?

-- Птицу давно приручил? -- тихо спросил после паузы.

Иван равнодушно пожал плечами.

-- В прошлом году, подранком подобрал. Сама не улетает.

Медведев кивнул.

-- Ну ты же понимаешь... нельзя ее здесь держать, не положено.

Окаменелый Воронцов будто не слышал его.

-- А что она в лапах все тащит? Сегодня видел... Чай, наверное? -осторожно спросил Медведев.

-- Хрен, -- без интонации бросил Воронцов.

-- Сделай что-нибудь, чтобы она улетела... -- не замечая подколки, мягко сказал Медведев. -- Конвой увидит -- пристрелит...

Воронцов чуть расслабился. Пожал плечами.

-- Ну, чего молчишь?

-- Чего? -- разлепил губы Квазимода. -- Ворон не перелетная птица, пробовал я его прогнать. Остался.

-- И что делать?

-- Не знаю. Может, сами отвезете его куда-нибудь подальше... И он не вернется...

Медведев кивнул.

-- Хорошо. А с нарушениями как?

-- Нарушения... постараюсь, больше не буду... -- проворчал набычившимся мальчишкой.

-- Ладно. Буду надеяться на твое слово. Иди...

Иван поднялся, сутулясь и отводя взгляд от майора, вышел.

ВОЛЯ. ВЕРА МЕДВЕДЕВА

Вот и мой... идет. Нет, он еще молодцом, и выправка есть, и пристает ночами, как молодой, а все равно... годы свое берут, вон и левую ногу подтаскивает, надо гнать в поликлинику на обследование; аппетит хороший, а это уже полдела... но вот молчит сычом, наговорится в Зоне с зэками своими, а для меня слов не остается... обидно.

-- Вась?

Смотрит, как первый раз видит, значит, все о работе думает... может, ему выписать журналов побольше, чтобы отвлекался... да когда ему читать... только поужинает и засыпает в кресле перед телевизором... Спрашиваю с порога:

-- Случилось что? Иль опять слова за вечер не проронишь?

Только плечами передернет, жалеет меня, про своих идиотов не рассказывает.

-- Ну, поговори со мной, может, легче станет, вон рука-то дергается от нервов.

Ожил вроде, смотрит уже и видит.

-- Помнишь, -- говорит, -- город Краматорск? Я еще две ночи там у заключенных провел...

Как не помню... помню. Дети маленькие, а его в ту дыру заслали, квартиру не дали... Как перебивались, пока не получили... Сашеньке год был, я не сплю, молоко пропало, вышел боком этот Краматорск, названье-то какое, созвучное крематорию...

-- Сегодня встретил одного из тех... Он до сих пор сидит, представляешь? Жалко что-то мне его стало. Мужик как мужик, не скотина, как некоторые бывалые...