Евгений Козловский - Киносценарии и повести

- А чо т?

- Н-ну! - замялась Ирина. - У меня спектакль.

- Днем?

- Ага, выезд.

- Брось ты! Такая любовь, подруга, а ты: спектакль.

- Ладно, короче: можешь?

- Ну.

- Скажи ему только одно. Не перепутай. Скажи: она сказала, что выполняет обещание. Повтори.

- Чо я, дура какая?

- Повтори! - закричала Ирина.

- Н-ну! - опешила Тамарка. - Она сказала, что выполняет обещание. Она - это ты, что ли?

- Я, я!

- Ладно! Только какая-то ты, подруга, стала психованная. Комната, чо ли, действует? По крыше скоро бегать начнешь?

16.01.91

- Я не стану креститься, - сказала Ирина отцу Евгению, подкараулив-перехватив его на заснеженной дорожке, возле церкви, когда он направлялся в свой тут же - в ограде - домик.

- Почему?

- Я грешница, грешница, - затараторила Ирина. - Не спрашивайте, скоро сами узнаете, - и побежала.

- Эй, Ирина, - сделал вдогонку несколько неловких из-за рясы шажков отец Евгений, но юная женщина летела, не оборачиваясь!

Пират бесился от восторга.

- Нету, нету, Пиратка, - развела Ирина руками. - Забыла я про тебя, ты уж прости.

Вошла в дом. Зять сидел на кровати, в майке и в дырявых тренировочных, смотрел по телевизору съезд.

- А, княгиня! - проявил неожиданную способность к сарказму. - Чо позабыла?

Ирина не ответила, прошла в бывшую свою комнату, тут же и появилась назад:

- Где папин стол?

- А зачем тебе?

- Где папин стол?!

Энергия ирининых слов несколько смутила зятя:

- В сарашке. Тут и так места нету.

Ирина развернулась, направилась во двор.

Пират снова бросился к ней.

Зять, накинув телогрейку, стал в дверях, наблюдая.

Ирина, отпихнув с дороги полуосыпавшуюся елку, подошла к сарайчику: стол, действительно, стоял тут. Дернула верхний левый ящик - оказалось на запоре.

- Ключ где? - высунувшись, крикнула зятю.

- А я к нему приставленный?

Ирина пошарила взглядом, взяла большой ржавый капустный секач, поддела раз, другой. Замок хрустнул. Выдвинула. Отцовские награды, документы какие-то, письма! Ирина разгребала их, забираясь рукою дальше, в глубину, к задней стенке.

Вот! Достала коробочку омнопона, металлический стерилизатор. Открыла крышку: все на месте: шприц, иглы, жгут. Положила в сумочку.

- Чо взяла? - заступил дорогу зять.

- Да тебе что за дело?!

- То! Покажи чо взяла!

- Смотри, - протянула Ирина сумочку.

Зять порылся, вернул:

- Ежели чо ценное сперла - управу найдем!

- Ладно-ладно. Альке привет передай. И ребятам.

- Опять на юг уезжаешь? Поблядовать?

Пират в третий раз бросился к Ирине. Она присела на корточки, сжала собачью голову ладонями, поцеловала черный влажный нос.

И - ушла!

Натэла Серапионовна кричала что-то в полутьме коридора, но Тамаз, не слушая, хлопнув дверью, через две ступеньки на третью несся вниз!

- До Красноярска еще есть места? - заглянула Ирина в кассовое окошечко!

Тамаз бежал по летному полю: уже откатывали трап!

Ирина прошла через весь длинный салон, устроилась на последнем двуместном сиденьи, у окна.

Автобус тронулся. Ирина увидела идущую мимо Тамарку. Подруга махнула рукою, крикнула что-то, но сквозь стекло не слышно было что!

Самолет приземлился.

Тамаз выскочил из аэровокзала, бросился к такси, на ходу доставая денежные бумажки!

Автобус плавно покачивало. Пассажиры дремали.

Ирина сняла пальто, закатала рукав черного свитерочка - того самого, в котором увидели мы ее впервые, - обмотала вокруг плеча жгут!

Тамаз мчался снежной степной дорогой. Встречь с ревом, оставляя смерч белой пыли, пролетел ярко-красный "Икарус"!

Ирина аккуратно надпилила горлышко, обломила стекло. Ввела в ампулу иголку, вобрала в шприц прозрачную жидкость. Осторожно положила шприц назад в стерилизатор, принялась за следующую!

Тамарка что-то втолковывала Тамазу посреди улицы, объясняла, размахивала руками, и тот вдруг, не дослушав, опрометью вернулся в машину, которая тут же сорвалась с места!

Ирина взялась за кончик жгута зубами, натянула!

Водитель гнал вовсю. За поворотом мелькнул, наконец, "Икарус", который прошел им навстречу десятью минутами раньше.

Машина обогнала его, резко, с заносом, развернулась, стала поперек. Шофер "Икаруса" покрылся мелким потом и вовсю давил на тормозную педаль.

Тамаз подскочил к двери и так сумел объясниться, что вместо заслуженного удара монтировкою по голове получил приглашающий жест и пошел по проходу, лихорадочно вглядываясь в лица спящих.

Автобус тронулся. На последнем сиденьи, привалясь головою к стеклу, дремала Ирина. Выдохнув с облегчением, Тамаз сел рядом.

- Ира, - легонько потряс за плечо.

Ирина лениво, медленно разлепила глаза.

- А! - сказала чуть слышно. - Тамазик! Ты здесь! Я тебя очень ждала! Я! я счастлива! Только дай капельку поспать, ладно? Я так устала! - и Ирина снова привалилась к стеклу.

Тамаз взял руку жены, наклонился над нею, прильнул губами.

Автобус катил по ленточке дороги среди ровного операционного стола заснеженной степи, огороженного зубчатым бордюром Саян.

А навстречу шестерка черных, черными же плюмажами украшенных коней несла карету на санном ходу: тоже черную, в золотом позументе, с траурно задернутыми шторами!

Декабрь 1990, Репино - июнь 1991, Москва.

МАЛЕНЬКИЙ БЕЛЫЙ ГОЛУБЬ МИРА

история с невероятной развязкой

- Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли!

Н. Гоголь

1

Немцы шли на Ивана Александровича неостановимым полукругом: белобрысые, загорелые, веселые, в гимнастерках, засученных по локоть, с автоматами наперевес. Защищаться было нечем, да и бессмысленно: одному против целого батальона (это если не считать, что Иван Александрович был вообще человеком крайне мирным и близоруким и оружия в руках никогда не держал - даже пневматической винтовки в тире). Оставалось - хоть и стыдно - бежать, и Иван Александрович обернулся, но увидел сзади такой же неостановимый полукруг, только уже не немцев, а восточных людей в штормовках: китайцев - не китайцев, черт их разберет, может, татар каких-нибудь, - и тут вместо безвыходности мелькнула у Ивана Александровича надежда, что вовсе не на него нацелены огромные эти человеческие массы, а друг на друга, а его, может, и не заметят, особенно, если пригнется, упадет, распластается по земле, вожмется в нее каждым изгибом немолодого своего, полного и рыхлого тела, - не заметят, сойдутся над ним, никакого к этой заварухе отношения не имеющим, перестреляют друг друга, и тогда Иван Александрович, брезгливо лавируя между трупами, сбежит куда-нибудь подальше, на свободу, куда глаза глядят, чтобы не видеть ничего этого, забыть, не вспоминать никогда, - но надежда явно не имела оснований: и немцы, и китайцы действовали заодно. Иван Александрович толком не мог бы объяснить, почему он это вдруг понял, но ошибки тут не было, - оно и подтвердилось неопровержимо спустя буквально несколько секунд: кто-то из китайцев заиграл на глиняной дудочке мучительно знакомый, из детства пришедший мотив, и, когда положенные на вступление такты остались позади, люди двух рас согласно запели: Kleine weiЯe Friedenstaube, = Fliege ьbers Land! - песенку, что учил Иван Александрович в пятом классе, на уроке немецкого, - и ужас стал так велик, что какой-то защитный механизм сработал в иваналександровичевой голове, подсказав: не бойся, не страшно, так не бывает, сон! - но сбросить его удалось не сразу, к тому лишь моменту, когда оба полукруга уже сомкнулись над Иваном Александровичем, и началось непоправимое!