Раиса Крапп - Пересекающий время

- Как это давно было. Будто и не со мной. Там все было по-другому...

- Адоня, нам надо... Я должен сказать тебе...

- Ох, нет, Дар! - со стоном вырвалось у нее. - Идем... Идем отсюда! Здесь... холодно... - и она быстро, не оглядываясь, словно убегая, чтобы не остановил, пошла вперед.

Андрей шел за ней молча, еще не зная, какие слова скажет этой маленькой, печальной, испуганной, до боли дорогой девочке. Все, что он мог сказать ей в утешение, было ничем по сравнению с ее низко опущенной головой, с обреченно поникшими плечами. "Так на казнь идут", - жгла мысль, и ни о чем другом он думать не мог.

Адоня вдруг остановилась, и Андрей с недоумением увидел впереди тускло поблескивающую полусферу глейсера. Он вопросительно повернулся к Адоне, но она, пряча глаза, глухо проговорила:

- Уходи, Дар. Ты не должен ничего говорить. Не надо возвращаться. Я не хочу, - последние слова Андрей едва расслышал, так тихо они прошелестели.

- Адоня...

Она быстро, в каком-то неосознанном порыве подняла к нему лицо, и Андрею показалось, что в него выстрелили из пайдера - генератора боли, сердце взорвалось и захлебнулось кровью. Глаза ее - с пронзительной нестерпимой тоской, умоляющие остановиться, толкнули к ней. Он обнял хрупкие плечики и почувствовал всю невозможность обрушить на них тяжкий груз несчастья.

"Сволочь я! " - отчаянно выругался Андрей.

- Адоня, милая, - хрипло сказал он, - ты прости меня, девочка... Мы не можем быть вместе.

Глаза ее широко раскрылись.

- Даже если я этого очень хочу - мы не можем, - с горечью повторил Андрей. - Поверь мне, я много бы отдал, чтобы не говорить этих слов.

Он отвернулся, потому что смотреть в ее глаза было невыносимо.

- Любый мой, - едва расслышал он в шелесте листвы, и невесомая горячая ладонь легла между лопаток. - Зачем ты говоришь "прости", любый? Зачем такая печаль в лице и голосе твоем? Мне горько, если причина твоей печали - я. Нет-нет, не оборачивайся! Не смотри на меня... Иначе я ничего не смогу сказать... - Голос ее пресекся, она переглотнула, снова заговорила. - Как мог ты подумать? Ты и я - вместе... Я никогда не хотела так, это нельзя... Как маленькой литте-однодневке встать рядом с могучим тубром? Мне ничего не нужно, возьми только мою любовь. Я не помешаю тебе и у твоей женщины тебя не отниму... Приходи ко мне с легким сердцем и так же легко уходи... Позволь только... просто любить тебя...

Андрей сжал ее плечи, встряхнул:

- Замолчи! Не смей! - ткнулся лицом в ее волосы. - Никогда не говори так больше...

Рядом с его сердцем неистово колотилось ее сердечко. Он приподнял ее лицо, стер пальцем мокрую дорожку на щеке.

- Не сердись, - проговорила она, и губы предательски дрогнули, она жалобно улыбнулась.

- Я не сержусь.

- Я с ума сошла, - улыбка дрожала на губах. - Мне ничего не надо, я только хочу, чтобы тебе было хорошо... а все почему-то так плохо. Это я сама все испортила, я знаю.

- Нет, ты ошибаешься. Разве ты перестала быть мне другом?

- Я - друг? - Она снисходительно и понимающе улыбнулась. - Не надо, Дар... Как я могу быть тебе другом? Я слишком мало значу.

- Опять ты плохо сказала. Очень плохо. Ты и Лиента - вам я всегда доверял больше, чем другим. Нет, не так, доверял я всем вам, правильно сказать - доверялся. И разве с другими у меня есть столько общих воспоминаний? Мне было больно терять тебя. Пусть все будет, как раньше.

- Я только этого и хотела, Дар! Чтобы как раньше!

- И ты больше не станешь плакать?

Она помотала головой, облегченно вздохнула:

- От радости смеются, а не плачут...

Если бы Андрей смог так же безоглядно радоваться, как она... Граф понимал, что ничего не решил, не сделал того, для чего шел к ней. Он только перевел их отношения в другое русло, но оно было таким тесным, еще больше сближало. И куда приведет? Дружба? Черта с два! Ну не смог, не смог он оставить ее такой несчастной! Чем она это заслужила? Уйти в тот момент, значило оставить весь груз несчастья ей одной - разбирайся со своими чувствами, как знаешь. Но их двое и тяжесть должен принять на себя тот, кто сильнее.

"Я сделаю это, - глядя в счастливое Адонино лицо, сказал себе Андрей. Если увижу, что выхода нет, я инверсирую ее память..."

* * *

С того дня их встречи приобрели совершенно другой характер. Они больше не избегали друг друга, наоборот, каждую свободную минуту проводили вместе. Впрочем, было тех минут не так много, как хотелось обоим.

Андрей посвятил Адоню во многое, о чем уже знал Лиента. Теперь они тоже пользовались ТП-связью. Андрей предупреждал девушку, когда прилетит в поселок, и Адоня ждала его на поляне-стоянке. В какие только уголки не заносил их глейсер. Андрей показывал девушке море и горы, тропики, гигантские водопады, пустыни. Или они опускались в каком-нибудь облюбованном ими уголке, и Адоня, забывая обо всем на свете, слушала рассказы Андрея о его удивительной стране, о друзьях, родителях, о необыкновенных чужеземных краях. Слушать Андрея она могла бесконечно.

- Дар, почему мы ни разу не увидели людей? Нигде нет жилья? - задумчиво спросила она однажды.

- Мы не видим, значит, и нас не видят.

- Ты нарочно выбираешь так?

Андрей молча согласился с такой версией.

В другой раз Адоня сказала:

- Мне так хочется увидеть твою страну. Ты покажешь мне ее издали, с высоты?

- Ты непременно все увидишь, но чуть позже.

Андрей тщательно и успешно оберегал их отношения от людских глаз. С другими он, по-прежнему, был даже приветливее, а с Адоней - несколько общих фраз и они расходились по своим делам, зная, что скоро будут только вдвоем.

Но и тогда Андрей держал их отношения на прочных тормозах, неизменно сохранял дистанцию. После того, мучительного для обоих разговора, они не сказали ни слова о своих истинных чувствах. Они могли самозабвенно плескаться на солнечных морских отмелях или ловить огромных тропических бабочек, сталкиваясь и роняя друг друга в траву. Но была граница, через которую Андрей ни разу не переступил и Адоне не позволил, хотя знал - она готова упоенно дарить ему свою любовь, раствориться в нем без остатка.

Они были счастливы. Но Андрею все больше казалось, что продолжается ситуация Адониного "сна".

"Ты можешь позволить себе быть счастливым, ты снял с себя всякую ответственность за то, что будет потом, потому что знаешь - потом ничего не будет. В любой момент, когда ты заблаговолишь, она забудет все, что ты считаешь ей забыть необходимо. Это более чем подло. Это преступно. Ты не имеешь права так поступать с нею".

"Я сделаю это. И судить меня будет только моя совесть. Да, подло. Да, преступно. Но ношу эту нести мне, а не ей".

"Так почему не сделать этого теперь? Чего ждешь? Почему тянешь? Потому что тебе так удобно! тебе так прекрасно живется сейчас!"

"Нет!"

Он готов был от всего отказаться, едва только Адоня сделала бы шаг от него, и понимал, что этого не будет. Но инверсия - крайний случай. Ведь должен же быть какой-то другой выход!