Екатерина Красавина - Кораллы мертвеца

Виктория без устали бродила по Лондону, сразу и бесповоротно попав под его очарование. Ей нравилось его основательность, неспешность, неяркие краски и удивительное умиротворение, разлитое в воздухе. Когда она вернулась, то со вздохом сказала Андрею. - Какой необыкновенно прелестный город. Вот бы поселиться в нем. - Да? А в чем дело? - спросил её Андрей - я подумаю, как это сделать - Каким образом? - Я присмотрю тебе небольшую квартирку в Лондоне. - Ой, - Виктория бросилась ему на шею, - спасибо, Андрюшенька.

Через месяц Виктория стала обладательницей трехкомнатной квартиры в престижном районе Челси и её радости не было границ. - Не забудь меня, англичаночка, - шутливо пригрозил ей Андрей, - увлечешься скачками, крикетом... - Разве я смогу вас с Павликом оставить надолго ? Ни-ког-да.

Андрей пристально посмотрел на нее, но ничего не сказал.

Сначала Виктория ездила в Англию раз в три месяца, потом каждый месяц, и постепенно её визиты становились все длиннее и длиннее. Незаметно умерла Эмма Ашотовна, давно страдавшая сердцем, и похоронив мать, Виктория почувствовала себя бесконечно одинокой и несчастной. "Я вышла замуж не по любви, - с горечью думала Виктория, - и бог за это наказывает меня скукой и отвращением к жизни. Другая бы на моем месте радовалась, чего ещё надо: умный заботливый муж, милый смешной очаровательный сынишка, солидный достаток, я могу покупать себе все, что хочу в то время как многие женщины не знают чем кормить своих детей и с трудом сводят концы с концами. Ты просто дура, Виктория, - корила она себя, - смотри - высоко вознеслась больно будет падать..." Но от этих размышлений легче не становилось.

Поездки в Англию были своебразным бегством ото всех, и, прежде всего, от себя. В Англии Виктория отдыхала душой и телом, она как змея сбрасывала с себя надоевшую кожу и становилась другой женшиной. Не томно-скучающей, а живой. Она с упоением ходила по магазинам, гуляла в лондонской толпе и заходила в пабы и кафе. - Вика, так больше продолжаться не может, - говорил Андрей, смотря каждый раз потемневшими глазами на жену, возвратившуюся из Лондона. - Да? А что? - небрежно чмокала его в щеку Виктория и проходила в гостиную распаковывать чемоданы с купленными вещами.

. Виктория отдалялась все дальше и дальше и чувствовать это Андрею было невыносимо больно. Ему казалось, что ещё не поздно найти какой-то волшебный винтик, который сумел бы скрепить разлаженную семейную жизнь.

Однажды Андрей задержался на работе позже обычного и не заметил, как к нему в кабинет проскользнула Марина, его секретарша. Он с удивлением посмотрел на нее. Обычно она не входила в его кабинет без стука или звонка. - Что? Марина...

Марина смотрела на него со странной улыбкой.

Андрей непонимающе смотрел на стоявшую перед ним девушку. - Андрей Владимирович, - тихо сказала Марина, - может вам чай или кофе принести?

Он хотел сказать, что ему ничего не надо, но тут какая-то мысль мелькнула в его голове, и он отчеканил, глядя в пол. - Кофе. Мне и себе.

Через час он подвез Марину к метро "Киевская". Перед тем как выйти из машины, Марина слегка прижалась к нему и повела глазами. В темноте они сверкали у неё как у кошки. Андрей с силой захлопнул за ней дверцу, включил негромкую музыку и поехал домой. Но ехать туда ему не хотелось. Он впервые изменил Виктории и не мог понять, что с ним происходит. Андрей чувствовал дикую злость на жену и досаду, что она своим отстраненно-холодным поведением толкает его к другим женщинам. Но его мужской голод могла утолить только Виктория, то непривычно - нежная, то необузданно-страстная. "Надо отнять у неё кредитную карточку и поскорее", - решил он.

Объяснение было бурным: со слезами и криками, но Андрей стоял на своем. - Ты - эгоист, у тебя на уме одна работа. А меня ты хочешь запереть в четырех стенах, - плакала Виктория. - Я работаю для тебя и сына, холодно отвечал ей Андрей, - а ты бросила и его и меня. - Я никого не бросала. Но мне здесь скучно. Я люблю Лондон. - Ты жена и мать. И у тебя есть определенные обязанности. - Но я не могу, я задыхаюсь в Москве.

Андрей вышел из комнаты, оставив плачущую Викторию одну.

С тех пор их отношения можно было охарактеризовать как затяжные военные действия с попеременным успехом. Виктория по-прежнему ездила в Лондон, правда, не так часто как раньше. Кредитную карточку Андрей у неё отобрал и теперь она лишилась возможности делать покупки в полюбившихся ей лондонских магазинах. Она приезжала из Англии, натянуто разговаривала с Андреем, уходила в комнату сына и целые вечера занималась с ним. Виктория понимала, что её жизнь неуклонно катится под откос, но изменить что-либо уже не могла. Она только думала: чем все это кончится. И тут состоялось её знакомство с Лиссабоном...

"В круговороте моря и земли душа и парус выплывут из дали", повторяла про себя Виктория строчки стихотворения португальского поэта Фернандо Пессоа. Виктория была очарована старинными португальскими улочками, каменным кружевом домов и пронзительно-меланхоличными песнями фаду, в которых щемящие ноты городского романса чередовались со страстностью аргентинского танго. Чем-то неуловимо Лиссабон напомнил ей Феодосию: та же романтика приморского города, звенящая беспечность, легкость, и Виктория, словно заново пережила свои студенческие годы. Она остановилась в отеле недалеко от океана и каждый день подолгу загорала, лежа в шезлонге на пляже. Здесь на пляже и разыскал её Марк Борисович Фридман, адвокат "Телевизион Коммуникейшен".

Виктория сильно удивилась, увидев его и сразу подумала: что-то случилось. - Марк? - привстала она с шезлонга. - Лежи, лежи, - махнул рукой Марк. - Что с Павликом? - пересохшими губами прошептала Виктория. - Все нормально. И с Павликом и с Андреем. Но я прилетел к тебе по серьезному делу. Нам надо поговорить. - Хорошо Марк, пойдем ко мне в номер. - Лучше в ресторан. Заодно, я и пообедаю, а то проголодался как волк, - пошутил Марк.

В ресторане была приятная прохлада, но Виктория ничего не могла, есть: кусок не шел ей в горло. Она сильно нервничала. - Успокойся, Вика, ободряюще похлопал её по руке Марк, - не нервничай. - Но Виктория отложила в сторону вилку и сказала, глядя ему в глаза. - Я слушаю тебя.

* * *

Придя домой, Катя выпила стакан холодного молока и забралась с ногами в кресло, не зажигая света. "Значит, это ожерелье принадлежало ей - Татьяне Никитиной и никому больше. Иначе она бы так не побледнела и фотография её. А из этого следует, что Макеев был ШАНТАЖИСТОМ со всеми вытекающими отсюда последствиями. И Никитину он постоянно держал на крючке. Если бы Макеев не был гомосексуалистом, тогда ещё можно было заподозрить, что он был тайно влюблен в нее. Но здесь эта версия отпадает. Остается одно шантаж. Тогда логичным выглядит и покупка картин на художественной ярмарке. Это завуалированная взятка, - размышляла Катя. - А что тогда с Коваленко... Его тоже шантажировал Макеев? Или с Коваленко Макеева связывали другие дела? Дима ещё не звонил: что-то он долго выясняет насчет своего шефа. Надо завтра с утра позвонить самой.