Александр Пушкин - Старые годы

— Красота, господин офицер, — сказал Карл Карлович, — наружная красота без душевной есть непрочный, ничего не значащий цветок и даже, можно сказать, пустяк.

— Да разве у дочери твоей душа нехорошая? Я уверен, что она умница, добренькая, что она вообще душенька.

— Она, конечно, имеет очень доброе сердце, и можно сказать, что она довольно умна, хотя и бывает иногда ветрена, неосновательна и даже, можно сказать, глупа, как все молодые люди.

— Поэтому и я глуп?

— Я не говорю этого, господин офицер.

— Ну прощай, старик! Нам пора уж ехать. О сыне твоем не беспокойся. Только скажи ему, чтобы он исполнил хорошенько то, что поручено ему.

— Да, да, Густав, — сказал Карл Карлович. — Исполни все как можно лучше.

— А если, батюшка, это будет несогласно с присягой нашему королю?

— Как несогласно с присягой? Это пустое! Этого ты никогда не сделаешь!

— Да если велят, принудят.

— Ну, когда велят, особенно когда велят старшие, то приказание их должно непременно исполнить, но исполнить так, чтобы все это было присяге непротивно и даже с нею сообразно во всей точности. Ну прощай! Ступай с Богом!

Густав простился с отцом и сестрою, сел с Карповым в лодку, и они вскоре скрылись из вида.

— Послушай, любезный, — сказал Меншиков Василию. — Скажи ты мне, сколько здесь всех островов при устье Невы?

— Да Бог их знает! Я никогда их не считал.

— Ну так теперь сосчитай. Они, верно, все тебе известны.

Подумав немного, Василий сказал:

— Кажется, четырнадцать или пятнадцать, если считать, и все маленькие.

— Направо от нас все острова?

— Точно так.

— А налево?

— Налево — материк. А вот эта речка, которая вытекает из Невы, отделяет от материка большой остров.

Говоря это, Василий указал на Фонтанку.

— А как эта речка называется?

— Она безымянная.

— Куда течет?

— Также в залив, как и Нева. Близ ее устья стоит на взморье чухонская деревня.

— Налево, в речку! — скомандовал Мешпиков гребцам.

Лодка вплыла в Фонтанку, которая тогда была совсем не похожа на нынешнюю. Она пробиралась к взморью между двумя необитаемыми, лесистыми берегами. По местам нагнувшиеся ивы купали в ней свои ветви.

У Меншикова, так же, как и у Карпова, был компас и другие математические инструменты. Плывя по Фонтанке, он чертил карандашом на бумаге ее направление. Наконец лодка выехала на взморье. Меншиков велел поворотить налево и вскоре увидел на берегу чухонскую деревню, о которой говорил Василий. Вышли на берег, на котором стояло несколько часовых, семеновских солдат, в известном расстоянии друг от друга. Они скрывались за деревьями, кустарниками. Из одной хижины вышел офицер со зрительною трубою в руке. Меншиков подозвал его к себе.

— Нет ли чего нового?

— А вот сейчас известил меня часовой, который поставлен там, у взморья, что вдали появились какие-то паруса.

— Пойдем вместе и посмотрим, — сказал Меншиков.

С офицером подошел он к месту, откуда видно было взморье, взял зрительную трубу и начал смотреть вдаль.

— Идет несколько кораблей, — сказал Меншиков, — без сомнения, шведских. Но они дойдут сюда еще не скоро, потому что ветер слишком слаб. Отправьте сейчас же к его величеству донесение.

— Я уже отправил.

— Сколько у вас здесь солдат?

— Три роты, которые оставлены здесь его величеством, двадцать осьмого минувшего апреля, вечером.

— То есть тогда, когда мы приезжали сюда на лодках, с семью ротами, еще прежде взятия Ниеншанца?

— Точно так.

— Подтвердите приказание солдатам, чтобы они были как можно осторожнее и не показывались прежде времени приближающемуся неприятелю. Наблюдайте строго за жителями, чтобы кто-нибудь из них на лодке или челноке не передал известия на шведские корабли, что мы здесь и что Ниеншанц уже взят.

Довольно долго еще разговаривал Меншиков с офицером. Тем временем в деревне, где остались гребцы Меншикова и Василий, происходил такой разговор.

— Куда это пошел командир-то наш? — спросил один из гребцов, Преображенский усач, другого.

— А вишь ты, он пошел туда с офицером, ко взморью, — отвечал другой.

— Это я сам вижу, без тебя. Я хотел сказать: для чего он пошел туда?

— Для чего? Вишь ты, скажи ему еще: для чего! А тебе что за дело?

— Ну, так. Неужто нельзя спросить: для чего?

— Можно, да не должно! — сказал третий солдат, разглаживая усы.

— А что так?

— Да то, что не наше солдатское дело рассуждать, для чего да почему. Про все то уж командиры знают. Они за все и отвечают. А нам что! Скомандуют: заряжай! — так заряди. Закричат: пали! — так и стреляй. Крикнут: вперед! — так и затягивай: ура! да ломи вперед, хотя бы сами черти перед тобой стояли с раскаленными рогатинами.

— Дело говоришь, дядя! — заметил четвертый солдат. — Был я под Нарвой. Вот этак же многие не слушали хорошенько команды, а, видно, смекали: для чего и почему, — так швед нам и задал такого трезвону, что и теперь еще затылок чешется.

— Вот тебе и «для чего»! — сказал второй солдат, ударив первого по плечу. — Вперед не спрашивай: для чего? Много будешь знать, скоро состареешься. Сам безграмотный, а хочешь есть пряники писаные!

Солдаты захохотали. Первый солдат надулся, оправил усы и сказал:

— Ну что ж вы расхохотались, словно русалки какие! Невелика беда, что я теперь спросил неладно. А вот посмотрим, как дойдет до баталии, увидим еще, кто кого перещеголяет. Не спрошу, не бойсь, тогда: для чего, — а так отличусь важно, что сами скажете: «Ну, Савельич, собачий сын, всех за пояс заткнул!»

— Не заткнешь! — возразил второй солдат. — Все не ударим в грязь лицом. Опростоволосился, так уж молчи, не виляй!

— Да я не виляю, дядя! Что ты льнешь ко мне, как сера горючая. Отстань!

Сказав это и желая отвратить от себя дальнейшие насмешки, солдат обратился вдруг к Василью и спросил его:

— Ну что ты, язык, не говоришь ничего? Смотришь только на нас да глазами похлопываешь.

— Что ж мне говорить? — сказал Василий.

— Как что? Ведь ты язык, а у языка только и службы, что говорить. За что же он казенную квартиру во рту занимает? Даром, что ли? Вон его, коли он службы своей не справляет!

Солдаты опять засмеялись. Товарищ их был рад, что отвел от себя на другого дождь насмешек.

— А кто ты, любезный? — продолжал солдат. — Русский или швед?

— Русский.

— Коли русский, то какими судьбами ты попал сюда, в шведскую сторону? Беглый, что ли?

— Нет, не беглый.

— Коли не беглый, так что ж ты за птица залетная?

— Тебе дела нет до этого.

— Вот что! Дела нет! Видно по всему, что ты птица-то не простая. Признайся, что ты какой-нибудь перебежчик или изменник. Впрочем, мне нет до тебя дела. Моя изба с краю, ничего не знаю.

Солдаты снова засмеялись. Насмешки их совершенно вывели Ваеияья из себя. В это время возвратился Меншиков с офицером.