Александр Пушкин - Старые годы

— Дай Бог, чтобы это все исполнилось, — сказал Шереметев, — но леса и болота не вдруг превратишь в домы и улицы. Прежде озаботимся, по крайней мере, об устройстве здесь крепости.

— Леса и болота! — повторил бомбардирский капитан. — А читал ли ты, Борис Петрович, в римской истории, как император Константин основал Константинополь, который прозван вторым Римом, царем городов. В 329 году по Рождестве Христа, в день основания города, Константин взял копье и, сопровождаемый своими вельможами, пошел вперед по берегу Босфора, чертя на земле копьем окружность будущей своей столицы. Один из его приближенных наконец заметил, что не слишком ли велика окружность, назначенная императором. Константин отвечал: «Я пойду вперед, пока Тот, Кто невидимо ведет меня теперь, не повелит мне остановиться».

— Сердце царя в руке Божьей! — сказал Шереметев. — Тот же, кто вел римского императора по берегу Босфора, привел к варяжскому морю царя русского. Верю, что и здесь будет город, подобный Константинополю.

— Поцелуй меня, Борис Петрович!

— И я тому же верю, да не совсем, — промолвил генерал-адмирал граф Головин. — Хоть бы крепость-то Бог помог построить.

— Не лучше ли в самом деле, — заметил постельничий Головкин, — хорошенько укрепить Ниеншанц. Это можно исполнить гораздо скорее, чем построить новую крепость, тем более что уж сами шведы сделали для нас половину работы. Они начали новый вал, новые бревенчатые палисады, а мы их кончим.

— Это сделать должно, но все-таки новая крепость необходима, — сказал бомбардирский капитан. — Без нее устье Невы и все эти острова не будут в нашей власти. А если поставить здесь, на этом острове, крепость, то она может обстреливать все три главные рукава, на которые Нева разделяется при впадении в море. Если эти рукава не наши, то и море не наше. Тогда сиди, пожалуй, в Ниеншанце, а шведы займут все три рукава Невы и все эти острова. Тогда и челнок русский до моря не доберется. А с новой крепостью, посмотрите! Можно стрелять сюда, сюда и сюда.

Он провел карандашом на плане от Веселого острова три черты: одну по Большой Неве, по направлению ко взморью, другую по Малой Неве, по тому же направлению, третью, обратно по Большой Неве, к истоку из нее Большой Невки.

— Что дело, то дело! — сказал Шереметев по кратком размышлении, рассматривая план.

— Ну, что же скажет военный совет: строить здесь крепость? — продолжал бомбардирский капитан.

— Строить, непременно строить! — воскликнул Мешникоз.

— Строить! — повторили в один голос все молодые члены совета.

— Если уж так, — заметил граф Головин, — то надобно приняться за дело как можно скорее, пока шведы…

— Шведы! — воскликнул бомбардирский капитан, нахмурив брови. — Если пожалуют сюда, прежде чем крепость окончим, то прогоним их. А только клянусь, что я этого острова, где мы теперь сидим, и невского устья не отдам шведам ни за что! Лучше лягу в эту землю, но не отдам ее! Она моя, она русская!

Бомбардирский капитан топнул ногой по земле.

И он… лежит теперь в этой земле. Он не предвидел тогда, что на этом острове, в середине столицы русского царства, воздвигнется, окруженная славою и благословениями, гробница Отца отечества.

Илья Сергеевич и Василий шли по узкой, единственной дороге, проложенной сквозь лес, по направлению к Выборгу. Глубокая печаль тяготила сердце Ильи Сергеевича. Лицо Василья было спокойно и весело! Он беззаботно нес на плече свое ружье и по временам ласкал свою собаку, которая бежала за ним. Солнце всходило. Весеннее утро разливало какую-то радость даже на дикие, пустынные места, по которым шли наши странники. Они добрались уже до речки Сестры, извивающейся между двумя высокими лесистыми берегами, и начали искать удобного места, чтобы перейти через нее вброд.

— Кто идет? — крикнул вдруг громкий голос. Оба подняли глаза и увидели на высоком берегу Сестры русского часового с ружьем на плече.

— Назад! — продолжал часовой. — А не то убью.

Василий подошел к часовому, поклонился и сказал:

— Для чего, земляк, ты нас не пускаешь через реку?

— Для того, что не велено никого пропускать по этой дороге в шведскую сторону.

— А по другим дорогам?

— Да других-то дорог, любезный, нет.

— Что ты! Есть и другие дороги, я знаю.

— Ну так и ступай по тем дорогам, а по этой не пропущу. Здесь поставлен караул под командой офицера.

Василий пришел в большое замешательство. Хоть он и сказал, что есть другие дороги, однако ж это была одна выдумка, для убеждения непреклонного часового.

— Беда, батюшка! — сказал он вполголоса, подойдя к отцу. — Здесь русский караул, которому наказано не пропускать никого за реку. Не попытаться ли нам разве перейти ее вброд подальше отсюда и потом по лесу выбраться опять на дорогу?

Пока Василий объяснялся с часовым, Илья Сергеевич сел на берег, подпер голову обеими руками и смотрел на струи реки, которые, журча, неслись мимо него. «Грешник, грешник! — думал он. — За что увлекаешь ты в погибель сына? За то, что он так любит тебя? Прибавь еще это бремя на совесть! Виноват ли он, что ты преступник, что тебе грозит казнь за твое преступление! Тебе нужно бежать от русских, должно трепетать русского царя, а сын твой невинен перед ним. И ты хочешь лишить его навсегда родины, хочешь, чтобы он весь свой век скитался беглецом в земле вражеской!»

— Что ты, батюшка, задумался? — продолжал Василий. — Разве не слыхал, что я сказал тебе? Если думаешь, что через лес выбраться на дорогу невозможно, то решимся здесь перебежать речку вброд. Может быть, часовой и промахнется. Я пойду первый. Решайся скорее!

Илья Сергеевич встал, посмотрел с чувством на сына, вздохнул и сказал:

— Пойдем лучше к начальнику этого караула. Может быть, я упрошу его пропустить нас.

— Не пропустит, батюшка! Это невозможно.

— Попробуем.

Сказав это, Илья Сергеевич перекрестился. На мрачном лице его явилось какое-то спокойствие, какая-то решимость. Они подошли к часовому.

— А скажи, служивый, где начальник здешнего караула? — спросил Илья Сергеевич.

— На что тебе его?

— Нужно с ним переговорить.

— А вот он близко отсюда, в лесу, вон в том шалаше. Видишь ли?

— Вижу. Пойдем, Василий.

Илья Сергеевич с сыном приблизился к шалашу в то самое время, когда офицер выходил оттуда.

— Возьмите меня под стражу, господин офицер! — сказал старик твердым голосом. — Я преступник!

— Батюшка! Что ты делаешь? — вскрикнул с ужасом Василий.

— Да, господин офицер! Я преступник! Возьмите меня. А ты, сын, возвратись в наше жилище, живи счастливо под властию царя русского, вступи к нему в службу, служи ему верой и правдой, чтобы загладить преступление отца твоего. Иди, сын! Благословляю тебя! Оставь отца твоего на волю Божию, не сокрушай себя обо мне.