Владимир Круглов - Тысяча и один день лета

Глава третья

Последний полет

Непонятно, когда это было. Он очнулся на траве, ничком, около качелей. Он, Ромка, мальчишка. Никакого парашюта, конечно, не было. Не было и Ника. Ромка встал, подошел к качелям. И вдруг что-то блеснуло в траве. Ромка нагнулся. Прямо под ногами лежал маленький обгорелый замок от планшетной сумки. Пилотской... Ромка понял все сразу. Вцепился руками в холодную перекладину старых качелей и зашелся в отчаянном плаче. Пусть так, но почему Ник, почему не он? Почему он тогда, в кабине, не настоял? Прошло неизвестно сколько времени. И вдруг Ромка почувствовал, что он не один. Оглянулся. Сзади стоял незнакомый мальчишка. Небольшой, на вид класса из первого. И вдруг Ромку будто что-то толкнуло... на кепке у него была звезда. Такая же, как там, на том самолете. Синяя... - Постой!.. - крикнул он, хотя тот никуда не собирался уходить. - Ты летчик? Мальчишка вздрогнул. Несколько секунд стояла такая томительная пауза. - Летчик, - наконец подтвердил он. - И это ты только что там... Мальчишка сразу понял, где - там. И обрадовался. - Я! И ты тоже? - Да... - отозвался Ромка, - я. Мы... Мы... И опять прорвались слезы. Потому что вот его, Ника, второго пилота и лучшего друга уже нет. Не будет! Никогда! Ромка повернулся и пошел, сам не зная куда, даже не вспомнив о маленьком летчике. А если бы вспомнил и обернулся, то увидел бы, что он стоит и смотрит ему вслед...

Но скоро Ромку догнал Голос. - Рома, не убивайтесь очень сильно. Так должно было случиться. Ромка не удивился. Только спросил: - Почему? - Ну... - засмеялся Голос. - Просто не всю же жизнь вам просто смотреть на восход. Пора заниматься и другими делами, например, становиться настоящими Летчиками. Или охранять тех, кто только летит в свой первый полет... как делал это Ник. - Ник умер, - ответил Ромка. - Теперь уже ничего нет. И не может быть. - Ну, - отозвался Голос, - не все ли равно? Полгодом раньше, полгодом позже, но вы все равно бы расстались с ним, Рома. Так или иначе. - Что вы понимаете! - крикнул Ромка. - Тогда я бы знал, что Ник все равно где-то есть, что он... А хотя что вам до этого... - А кто знает? - усмехнулся Голос. - Я держу пари, что где-нибудь он сейчас наверняка есть. Только, правда, не здесь. - А если не здесь, то тогда зачем? Почему? - Просто он немного старше вас, Рома. В этом весь секрет. И он раньше вас понял, что надо не только получать что-то от этого мира, а надо ему отдавать что-то свое. Иначе никак нельзя, Рома. - И он... отдал? - Ну... - опять засмеялся Голос, - вы понимаете все слишком буквально. Просто если говорить понятным для вас языком, то он первый из вас двоих понял, что летать можно не просто так. Нужно не просто так! Все мы когда-нибудь покидаем эту страну, в которой вы жили... Кто-то раньше, кто-то позже... - А... Ник. Он... Он правда жив? - Вы не верите мне, Рома? - Н-нет, почему же... Но... Я бы больше поверил, если сам увидел... Голос усмехнулся. - Увидите. Не торопитесь, Рома. Еще пожалеете. Все жалеют. Помните - в вашу страну нет возврата. - И я... Уже не смогу летать? - Нет, почему же... Конечно, не на качелях, это только ваше, для вас двоих, это сказка вашего детства. Просто полеты ваши будут дольше и дальше. Вот и все. А качели... Обернитесь, Рома. Ромка обернулся. С того времени, как он ушел с поляны, качели уже заняла веселая малышня. Втроем они уселись на доску и раскачивались все сильнее, сильнее, и вдруг... пропали. - Вот видите, Рома, - снова догнал Ромку Голос, - все как я и сказал. Ник раньше вас понял это, скоро поймете и вы. - А вы... Все-таки, покажите мне Ника. - Вы встретитесь с ним, Рома. И наверняка еще не один раз. Просто будете расставаться все чаще и на более долгие сроки. Это закон. - Ну все равно... Хоть на чуточку покажите! - Воистину правда, на чуточку задержать детство всегда приятно. Ну ладно. Только из уважения к вашим бывшим заслугам. У вас полчаса... И опять, как при взлете, поплыли в глазах деревья, потемнело вокруг. Потом вдруг Ромку ослепила яркая вспышка и он зажмурился. Наконец глаза привыкли, и он увидел, где он стоит. Впереди был склон, весь в изумрудной траве, мягкой-мягкой, такой, что щекочет ноги шелковистым прикосновением. А вокруг были сосны, высоченные, среди темно-зеленой травы валялись их коричневые твердые шишки. И всю эту сказку мягко окружал теплый свет вечернего неяркого и нежгучего солнца. Ласково так было. Августовско. Внизу темно-зеленым пятном угадывался пруд - небольшой, но прохладный и глубокий, даже в самый жаркий день сильно не прогревающийся. А у пруда... А у пруда стоял... Стоял... Стоял... Ник! В помятых шортах, в голубой футболке стоял, смотрел на Ромку, щурился и виновато улыбался. О, боже! Ромка рванулся вниз по прямой - вперед и вниз. В нескольких шагах от Ника остановился. Опустил голову, потом медленно подошел, взял Ника горячими пальцами за локоть. Прошептал тихо: - Ник... Хотел сказать еще: "Ник, прости меня! Ник, ты самый лучший! На всем свете! Если бы ты знал, Ник!" Не говорились эти слова. Не хотелось разрушать эту изумрудную лесную сказку этим воспоминанием. Не хотелось и все. Ник улыбнулся. Он всегда все понимал, понял и сейчас. Сказал просто: - Пойдем? Пойдем. Пойдем куда угодно... и плечом к плечу в шеренге трубачей, что стоят перед онемевшим Нэори Эйном на площади Школы, и как сейчас - просто по дороге, лишь бы вместе. Всегда. Чтобы все поняли, как это замечательно: вдвоем промчаться по отлогому зеленому склону с шелковой травой, на ходу скидывая сандалии, футболку и шорты, и с разбегу нырнуть в глубокую темную воду, и там брызгаться, дурачиться, смеяться беззаботно, как смеются только те, у кого нет никаких проблем на земле. Дети. Пока можно. Еще полчаса.