Иван Тургенев - Том 4. Повести и рассказы, статьи 1844-1854

Разговор продолжается, становится нежным; но вдруг опять шум…

Он глядит, пылая огнем досад, и вдруг…

Любовники бегут…

Жена уходит. Приходит Родосс — супруг. Автор слышит, как он

Он говорит, что его обманули, что его напрасно потревожили —

Жена моя, — говорит он, — в объятьях сладостного сна…

Поэма кончается. Кажется, выписанных нами отрывков достаточно, чтоб убедить читателя в справедливости нашего отзыва о таланте г. Познякова. Какой юмор, какое богатство неожиданных выражений: Родосс, желанное ухо, мечтать сквозь кристалл, полшума, мысль надежды, серп неуловимой смерти, дочка-соловей, курган земли на океане, гор виденье, золотая слеза, небо ночей, небо сил и эти черешни — ведь это перлы. Подите попробуйте придумать что-нибудь подобное! Как не приветствовать после этого в наше время, где либо вовсе не пишут стихов, либо пишут такие стихи, которые едва-едва в силах сорвать улыбку вялого одобрения с уст равнодушного читателя, — как не приветствовать, повторяем, появление таких поэм, как «Виденье», таких стихотворений, как романсы, посвященные m-lle, m-lle Paulina de В….ff? И мы их приветствуем, мы рекомендуем их всем, которые еще ценят невинный смех, веселую шутку, которые знают, что крупицы истинного комизма попадаются гораздо реже, чем крупицы золота в Калифорнии; без малейшей иронии обращаемся к самому господину сочинителю с просьбой подарить нам еще несколько плодов своего досуга и весьма серьезно уверяем его, что мы в нынешнее время не знаем ни одного стихотворца, собранные произведения которого мы бы так желали видеть в печати, как произведения автора «Видения»…

Мы имели было намерение поговорить и о некоторых других участниках в «Поэтических эскизах»; но, во-первых, мы боимся распространиться за пределы журнальной статьи, а во-вторых, признаемся, после г. Познякова все они кажутся нам бледными и слабыми. Это уж не то, далеко не то! Нет этой наивности, этой неожиданности, непредвиденности этой нет! Впрочем, следующие отрывки из стихотворений гг. В. Р., Андреева и Пономарева можно прочесть не без удовольствия даже после г. Познякова.

В. Р.

Недурно, очень недурно, но относится к произведениям г. Познякова как каламбур, как острая игра слов к действительно юмористической выходке; это уж не первая, наивная творческая эпоха художества: это уж эпоха рефлекции, ума, упадка, décadence.

А. Пономарев.

Очень хорошо! Жаль, что конец стихотворения не совсем выдержан.

Г-н Андреев не выработался еще; но от него мы многого ждем в будущем. У него есть внезапные вспышки, достойные самого г. Познякова. Например, каков конец стихотворения «Красавица», посвященного К. Н. Жулевой:

Этот конец напоминает самые блестящие коды в какой-нибудь бравурной арии Рубини * . Замечательны тоже следующие восемь строчек того же г. Андреева в стихотворении «Девушке»:

И опять точка.

Да, г. Андреев может еще выработаться.

Оканчивая разбор «Поэтических эскизов», мы еще раз приносим искреннюю нашу благодарность господам издателям, из коих один — сам г. Позняков. Наша благодарность действительно «искренняя», и мы покорно просим читателей не огорчать нас недоверием к нашим словам. Мы всегда считали неблагодарность самым черным пороком, а веселый смех — самым счастливым событием человеческой жизни; читатели могут сами посудить теперь, как далеки мы от этого порока в отношении к издателям этого бесподобного, этого радостного, этого нами от всей души приветствуемого «Альманаха».

Было время — несколько лет тому назад — в отечественной критике завелась своего рода табель о рангах — подразделение пишущих людей, которые, смотря по их способностям, удостоивались различных степеней: простого беллетриста, дагерротипического изображателя нравов, простого таланта, художественного таланта, гениального таланта и, наконец, даже гения. * Была также степень гения мирового, но до той степени доходили немногие. Это время прошло теперь вследствие, между прочим, и оказавшейся несостоятельности многих гениальных талантов и гениев; оно прошло, и мы смеяться над ним не будем. В этой, с виду педантической, классификации было гораздо более молодости воззрения, более веры в искусство и его деятелей, чем в наше положительное, сухое и равнодушное время. Системы вообще создаются энтузиастами и применяются ими… Нам, старикам, теперь не до систем. И потому мы не станем прибегать к терминологии тех давнопрошедших времен, мы не потревожим ее праха; но мы попросим у читателя позволения сказать несколько несистематических слов о талантах вообще, об их различных свойствах, прежде чем мы приступим к оценке произведения г-жи Тур. Читатели могут успокоиться: мы будем кратки; многословие юности прошло в нас вместе с эпохой, о которой мы говорили выше, а до старческой болтливости мы еще не дожили.