Михаил Салтыков-Щедрин - Том 3. Невинные рассказы. Сатиры в прозе

— Ну, вот и ревизор! что́ ж что ревизор! нет, кабы вот Павла Трофимыча Перегоренского к ревизии допустили — этот, надо думать, обревизовал бы!

В эту же ночь послал бог снежку, который в каких-нибудь два часа закрыл самый след повозки Максима Федорыча.

Действующие лица:

Иван Онуфрич Хрептюгин, 55 лет, негоциант.

Дмитрий Иваныч, иначе Démétrius, сын его, 20 лет, служит при губернаторе.

Статский советник Семен Семеныч Фурначев, 50 лет, имеет к Хрептюгину начальственные отношения.

Майор Станислав Фаддеич Понжперховский, 40 лет, ремеслом проходимец.

Иван Петрович Доброзраков, отставной штаб-лекарь, 55 лет.

Леонид Сергеич Разбитной, чиновник особых поручений при губернаторе, молодой человек.

Отставной подпоручик Живновский, 50 лет.

Титулярная советница Степанида Карповна Гнусова, 45 лет, экономка Хрептюгиных.

Действие происходит в губернском городе.

Театр представляет богато убранную гостиную в доме Хрептюгина. В середине и направо от зрителя двери. На столе перед диваном поставлена закуска и водка.

Гнусова( пожилая женщина, одета в черное шелковое платье; на плечах у нее желтая шаль; на голове чепец. При открытии занавеса она занимается приготовлением закуски ). Шутка сказать, скоро одиннадцатый час, а он еще дрыхнет! И не убьет же бог громом этакого аспида! По естеству-то, ему бы теперь на босу ногу бегать да печки затоплять, ан он вот валяется… Да и спать ведь не спит, а именно валяется, потому, дескать, что в Питере благородные люди таким манером делают. ( Задумывается .) Вот я и благородная, и муж титулярным советником был… так хоть бы за стол с собой посадили, и того нет!

Гнусова и Понжперховский(видный мужчина, в военном сюртуке; усы нафабрены и тщательно завиты, волосы на голове приглажены; вертляв и занят собой; говорит с сильным акцентом).

Понжперховский. Иван Онуфрич не вставали?

Гнусова. Где же ему встать, батюшка!

Понжперховский. Это лучше-с; я, признаюсь вам, даже не люблю, когда ваш Онуфрич перед глазами торчит… Поговорить можно и без него, выпить и закусить тоже-с…

Гнусова. Конечно, сударь!

Понжперховский. Я вам доложу, почтеннейшая Степанида Карповна, что на этих людей нужно смотреть с философической точки зрения… Вот я, например: люблю и в карточки перекинуть, и хорошую сигару выкурить, и пообедать изящно, и побеседовать… все это у Хрептюгина я нахожу-с. Следственно, что ж мне за дело до того, что он еще вчерашнего числа невесть в какой родословной записан был? Возьмем хоть бы теперь: закуска, я вижу, на столе приготовлена, водка есть… ну, и ваша приятная беседа тоже-с… за ваше здоровье, Степанида Карповна! ( Пьет и закусывает .)

Гнусова. На здоровье, сударь. Оно точно, вы люди наезжие… вам оно ничего, как он колобродит, да и колобродить-то при вас он еще не больно осмелится…

Понжперховский. Это всеконечно-с… потому что мы иногда можем и до лица коснуться…

Гнусова. А каково-то нам, грешным? Бедняк, сударь, что муха: где забор, там двор, где щель, там постель! * Намеднись вот чуть со двора меня не согнал: «Хочу, говорит, чтоб у меня немка в экономках была!» Ну, рассудите вы сами. Станислав Фаддеич, хуже, что ли, я немки-то!

Понжперховский. Сс… да он должен был бы радоваться, что ему дворянка служит!

Гнусова. Тоже и я говорю… насилу уж его Аксинья Ивановна уняла!

Понжперховский. Д-да-с… так вот видите: стало быть, Аксинья-то Ивановна добрая!

Гнусова. И, сударь, не говорите! тоже озорница выросла!

Понжперховский. Это можно изменить-с… Будет не только шелковая, а даже бархатная; на это манера есть-с… А вы исполнили порученьице-то, моя почтенная?

Гнусова. Говорила, сударь… только она все чтой-то мнется… сначала было подалась, а потом и опять на попятную.

Понжперховский. Да что же такое-с?

Гнусова. Да говорит, что ты больно по гостям шататься любишь, а я, говорит, желаю, чтоб муж у меня бессменно при мне сидел…

Понжперховский. Ну, скажите пожалуйста! Ведь вот жадность какая! Да вы бы внушили ей, моя почтеннейшая, что и без того ей уж по́д тридцать!

Гнусова. Говорила я, так она все свое: папаша, говорит, коли захочет, так для браку и из Петербурга генералы приедут!

Понжперховский. Д-да… а как хотите, это ведь правда, что дрянная-то кровь, как ты там ее ни перегоняй сквозь куб, а все скажется… Мне не ее-с, а вот приложений-то жалко!

Гнусова. Что и говорить, сударь!

Те же и Доброзраков(роста большого и несколько при этом сутуловат; смотрит угрюмо; в военном сюртуке).

Доброзраков( становясь в дверях ). Пану полковни́ку здравия желаем! Чи добрже ма́ешь, пане?

Понжперховский. Что нам делается, доктор! от нас вам пожива плохая.

Доброзраков. Ну, это еще бабушка надвое сказала… об этом будет у нас в то время разговор, как ноги, дружище, протягивать станешь! ( Устремляет взор на водку .) А! и водка на столе! это добрже! А ну, полковник, испытаем-ка целебные свойства этой жидкости! Мне, я вам скажу, что-то сегодня нездоровится: стара стала, слаба стала… потуда и жив, покуда внутри водкой сполоснешь! Да и та нынче изменять стала! ( Пьет .) Было, было и наше времечко! выпьешь, бывало, сколько подымешь, а нынче… сколько глазом окинешь! ( Все смеются .)

Понжперховский. А что вы думаете, доктор: может быть, от этого-то всполаскивания оно и не действует. Вот в наших сторонах помещик был, тоже занимался этим, так, поверите ли, внутренности-то у него даже выгорели все — так и скончался-с!

Доброзраков. Вздор, сударь! ( Ударяет себя по животу .) Эта печка такого сорта, что как ее ни топи, все к дальнейшей топке достойна и способна… * Я вот шестой десяток на свете живу и могу сказать, бывала-таки у нас топка… да, изрядная! А все хоть сейчас в поход готов!.. ( Гнусавой .) Иван Онуфрич встал?

Гнусова. Никак нет еще, Иван Петрович: как можно!

Доброзраков. То есть он и проснулся, пожалуй, да тот еще час, видно, не пробил, в который дуракам просыпаться прилично… Э-э-эх! то-то вот и есть: мужика сколько ни вари, все сыростью пахнет! Издали-то он ни то ни се, а что ближе, то гаже!

Гнусова( иронически ). Ну так, сударь. Известно, возвысил бог куликов род — как же и не покуражиться ему!

Доброзраков. Люблю за то, что, по крайней мере, не говоря худого слова, ноги на стол задрал! Повторим, полковник. ( Подносит Понжперховскому рюмку; оба пьют .)