Михаил Салтыков-Щедрин - Том 7. Произведения 1863-1871

В орбиту сатирического обобщения в «Письме третьем» попадает также «ненавистничество» в сфере идей, в частности, выступления таких активизировавшихся в 1866–1868 гг. органов крепостников, как «Весть», «всякую народную беду готовых приурочить к 19-му февраля» (см. передовые статьи и отд. «Совр. положение сельск. хозяйства в России» «Вести» за 1868 г.). Словом «ненавистничество» писатель определяет вообще тогдашнее социально-психологическое состояние всей реакционно-помещичьей среды и ее отдельных представителей — «существ жалких, почти помешанных от злобы».

Торжество ненавистничества <���…> в какие-нибудь последние пять-шесть лет . — Салтыков всегда датировал наступление послереформенной реакции 1862–1863 гг.

…появление таких деятелей, которым небезызвестна теория ежовых рукавиц . — В 1866 г. глава следственной комиссии по делу Каракозова, М. Н. Муравьев (Вешатель), душитель польского восстания 1863 г., стал фактически диктатором России. Пост министра народного просвещения в апреле 1866 г. занял крайний реакционер, сторонник «сильной власти» Д. А. Толстой. Министром внутренних дел в начале марта 1868 г. был назначен А. Е. Тимашев, бывший начальник штаба корпуса жандармов и управляющий III Отделением.

Нелепые рассказы о каких-то «девках-поганках», требующих конституции, об отставных солдатах и разносчиках, посевающих семена революции по деревням … — « Девки », которым будто бы захотелось «конституциев», — плод воображения помещицы, напуганной слухами об отмене крепостного права, из рассказа «Госпожа Падейкова» (т. 3 наст. изд.). В словах « об отставных солдатах и разносчиках , посевающих семена революции по деревням», содержится, возможно, намек на утвержденное 1 июня 1861 г. Александром II положение, по которому подозреваемые в подстрекательстве «мещане, крестьяне и вообще лица податных состояний, а также разночинцы и отставные солдаты», подлежали административной высылке «из мест жительства в другие губернии» (см. «Крестьянское движение 1827–1869», М. 1931, вып. II, стр. 19, 158; см. также заметку «Крестьяне-демагоги» в К , 1863, л. 160, 1 апреля. — Герцен , т. XVII, стр. 114). Салтыков в 1868 г. более чем скептически относится к толкам о революционных настроениях крестьян, усматривая в них сознательное запугивание царизма крепостниками с целью усиления реакционного политического курса.

Дантист — зубосокрушитель. См. «Проект современного балета» и прим. к стр. 121.

…горе тому, кто оплошал в мундирный день! <���…> Тысячи обвинений <���…> посыплются на его голову <���…>; дрянные, по-видимому, людишки, а подите-ка, уберегитесь от их. белых, поганых зубов ! — Современники, знавшие обстоятельства службы Салтыкова в Рязани, относили эти строки, как и фразу о «малом, который отлично владеет французским диалектом» (стр. 215) к рязанскому губернатору Н. А. Болдареву, Н. Н. Кузнецов вспоминал впоследствии: «Салтыков описал этого губернатора в своем произведении «Нарцисс, или Влюбленный в себя» в лице субъекта, блиставшего французским языком и белыми зубами <���…>. Губернатор наговорил в Петербурге на Салтыкова разные разности и, между прочим, что он не ходит в табельные дни наравне с другими чиновниками в собор и не является к нему, губернатору, с служебными визитами на Новый год и другие большие праздники, что Салтыков социалист и нигилист» (« Салтыков в воспоминаниях », стр. 521). В очерке «Новый Нарцисс…» нет описания подобного субъекта. Ошибка памяти мемуариста связана с тем, что этот очерк, напечатанный четырьмя месяцами ранее, вызвал тогда же, наряду с первыми тремя «Письмами о провинции», бурю недовольства среди рязанской чиновной верхушки (о наговорах Болдарева на Салтыкова см.: С. А. Макашин . Новое о Щедрине. — «Лит. газета», 1946, № 8, 16 февраля, и его же комментарий к мемуарам Кузнецова в « Салтыков в воспоминаниях », стр. 801–802).

Литераторы-обыватели. — См. одноименный очерк в т. 3 наст. изд.

Впервые — ОЗ , 1868, № 9, отд. II, стр. 98-112 (вып. в свет 7 сент.).

Работу над «письмом» Салтыков начал, очевидно, в середине мая 1868 г. 23 мая он писал Некрасову: «…Уведомьте, следует ли писать продолжение писем из провинции. У меня начато 4-е письмо».

В изд. 1869 «письмо» было перепечатано с незначительными изменениями. При подготовке «письма» к изд. 1882 Салтыков значительно сократил текст (в частности, были сняты некоторые абзацы, восходящие к первоначальной редакции «Легковесных»). Кончалось «письмо» в ОЗ и изд. 1859 следующим текстом после абзаца «Петербургская журналистика нередко…» (стр. 232):

Вновь повторяем: не станем разбирать, насколько правы или не правы так называемые «постепеновцы» в своих стремлениях; ограничен или достаточно обширен их взгляд на вещи. Станем на точку зрения сравнительную, и что же мы увидим? С одной стороны, историографов, которые, так сказать, ведут первобытную борьбу за существование, которые ничего перед собою не видят, кроме куска мяса; с другой стороны — людей скромных, быть может, недалеко дерзающих, но во всяком случае преданных тому делу, которому взялись служить.

Спрашивается: на чьей стороне перевес?

Внимание Салтыкова в «Письме четвертом» сосредоточено на третьей общественной группе, место которой в «распре» старых, консервативно-реакционных, и новых, либерально настроенных, сил провинции — «историографов» и «пионеров» — было обозначено ранее в «Письме первом», лишь мимоходом: «Середку (хор) занимают так называемые фофаны…» (стр. 187). Фо̀фан — просторечное обозначение недалекого, тупого человека, синонимичное словам: простак, простофиля, дурак, глупец. В образной системе «Писем о провинции» «фофаны» — послушливая масса бездумных исполнителей любых предначертаний сверху. Эпикурейски-потребительский взгляд на жизнь роднит «фофанов» с реакционными «реформаторами» — «ненавистниками». И хотя, в отличие от этих последних, «фофаны» не претендуют на «высшее призвание» или какое-либо собственное «знамя», «фофанству» в рассуждениях Салтыкова отводится чрезвычайно важное место как явлению общественно опасному: бездумно-покорные исполнители — опора и орудие для всяких сил реакции, в том числе и для «историографов». В связи с этим собирательные сатирические образы «фофан», «фофаны», «фофанство» получают в «письме» и более широкий смысл обличения стихии социальной пассивности и бессознательности вообще, в любой социальной среде. «Фофаны» и «фофанство» — одна из последних ступенек к созданию образа «глуповцев» и «глуповства» в «Истории одного города». Осмеяние «фофанского смиренства» и умственной нищеты предвосхищает также и один из центральных мотивов «Современной идиллии»: реакции удобнее иметь дело с «фофаном», чем с «человеком незаспанным и несопящим». «Теории, в силу которой благополучие общества ставится в зависимость от размножения фофанов», — теории идеологов авторитарно-деспотической власти — Салтыков противопоставляет свой просветительский тезис: «Успех какой бы то ни было страны находится в зависимости <���…> от деятельного участия в ней живых и сознательных сил».