Виктор Клюшников - Марево

Наступило воскресенье. Съ полудня разсѣянныя по небу облака собирались тѣснѣе, и къ вечеру сплотнились въ темную тучу. Горобцы по обыкновенію пили чай въ задѣ, толкуя о польскихъ событіяхъ. вошелъ Авениръ, отвелъ Русанова съ майоромъ въ сторону, и показалъ только что полученный пакетъ.

Русановъ прочелъ прокламацію, въ которой заявлялись притязанія на весь южно-русскій край, и все населеніе призывалось къ оружію.

— Это не шутки, проговорилъ онъ:- обыкновенно вслѣдъ за такими документами появлялись и гости; надо увѣдомить эскадроннаго командира.

— Успѣете еще, перебилъ майоръ, — вотъ есть чего пугаться!

— Ну, нѣтъ, теперь на авось не время разсчитывать, сказалъ Русановъ:- насъ слишкомъ мало, и притомъ все кавалеристы. Не забудьте, что въ десяти губерніяхъ уже разгуливаютъ шайки!

Онъ взялъ со стола кепи и ушелъ, оставивъ нетронутымъ свой стаканъ.

— Вотъ, въ самомъ дѣлѣ, какъ пожалуютъ! посмѣивался Авениръ:- мы съ вами, майоръ, въ авангардъ? Такъ что ли?

— Почему жь нѣтъ? Погрѣться можно! Давненько таки не расправлялъ старыхъ косточекъ.

— А мы-то какже? Куда дѣнемся? говорила Анна Михайловна:- не поѣхать ли въ старый хуторъ?

— Да вѣдь придутъ, такъ ужь и туда придутъ, возражалъ Авениръ:- лучше ужь тутъ укрѣпиться.

И оба, подмигнувъ другъ другу, стали лукаво потѣшаться надъ струсившею барыней. Къ ужину вернулся Русановъ съ озабоченнымъ лицомъ, въ боевой формѣ.

— Вова! Ты ужь и принарядился! крикнулъ майоръ племяннику.

— Дѣло дрянь, отвѣтилъ тотъ:- того мельника, что пріѣзжалъ къ намъ, видѣли въ кабакѣ; онъ насилу ушелъ отъ народа…. Графскіе волнуются; говорятъ, Бронскій куда-то пропалъ со всѣмъ своимъ штатомъ…. Ну, ужь только попадись онъ мнѣ!

— Да ужь и я спуску не дамъ! отозвался Авениръ.

— Солдатамъ отданъ приказъ спать въ полевой формѣ.

— Ахъ, страсти какія! говорила Анна Михайловна:- ты, Анюшка, никуда не ходи сегодня; я тутъ одна не останусь.

— Да нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ развѣ что? спросилъ майоръ.

Русановъ отвелъ ихъ въ сторону и сообщилъ, что ротмистра увѣдомили безыменнымъ письмомъ о предполагаемомъ нападеніи на отрядъ сегодня въ ночь.

— Вотъ какъ! сказалъ Авениръ:- надо зарядить ружья на всякій случай…. Вы не пугайте маменьку-то.

— Да что жь это? Уморить что ли вы меня хотите? затараторила Анна Михайловна:- что такое? Истомили вы меня. Ужъ лучше скажите, чѣмъ ждать-то невѣсть чего.

— Полноте, Анна Михайловна, я говорю только странно, всѣ помѣщики получили такія же посланія. Вотъ и все.

Сѣли за столъ, но разговоръ не вязался; мущины переглядывались украдкой; майоръ курилъ трубку за трубкой. Авениръ вышелъ въ свою комнату; немного спустя, тамъ что-то брякнуло. Русановъ поспѣшилъ закашляться.

Но тутъ ужъ явственно донеслись удары молотка и стукъ объ подъ.

— Что жь это Аня тамъ дѣлаетъ? засуетилась Анна Михайловна и пошла къ сыну.

Русановъ съ майоромъ за ней. Она отворили дверь и остановились на порогѣ. Авениръ преспокойно загонялъ другую пулю въ двустволку. Они молча поглядѣли другъ другу въ глаза.

— Тихонько ты, Аничка, проговорила она совсѣмъ ужъ другимъ голосомъ:- смотри, чтобы не сорвалось какъ…. Я къ Юленькѣ пойду….

— Маменька, вы не безпокойтесь.

— Будь Его святая воля, тихо проговорила Анна Михайловна:- будь Его святая водя.

И ровною походкой вышла изъ комнаты.

— Ну, вотъ и отлично! безпечно выразился Авениръ:- а то пойдутъ эти обмороки да истерики, хотъ изъ дому бѣги.

— А, что это словно свѣтлѣетъ на дворѣ-то?

— Гдѣ свѣтлѣетъ? Что жь это такое въ самомъ дѣлѣ? который часъ?

— Да, двѣнадцатый ужъ, вынулъ часы Авениръ.

Русановъ вышелъ на крыльцо. Два столба пламени поднимались съ конца селенія, гдѣ была полковая конюшня; вѣтеръ доносилъ топотъ и ржанье по стойламъ…. Онъ вбѣжалъ въ рабочую, схватилъ со стѣны топоръ, и съ крикомъ: "пожаръ! пожаръ! Коновязи горятъ!" пустился по деревнѣ.

Авениръ за нимъ; майоръ сгоряча было тоже, но, вспомнивъ о женщинахъ, вернулся. На крикъ ихъ одинъ за другимъ изъ хатъ выскакивали солдаты, и наскоро подтянувшись; опрометью бѣжали къ конюшнѣ Вся деревня высыпала на улицу.

— Э, да это, братцы не конюшни горятъ, а заводъ! крикнулъ бѣжавшій впереди солдатъ.

— Заводъ! мелькнуло въ головѣ Авенира, и онъ почувствовалъ, будто разомъ навязали ему пудовики на ноги.

— Конюшня-то рядомъ, кричали другіе:- живѣй, ребята!

Не добѣжали они шаговъ пятнадцати до пылавшаго зданія, какъ изъ дверей его выскочилъ человѣкъ съ пукомъ соломы, затопталъ его, и вскочилъ на лошадь.

— Это не нашъ ребята, у насъ такихъ лошадей нѣтъ.

— Пали! крикнулъ Русивонъ.

Изъ толпы грохнулъ выстрѣлъ, лошадь дала отчаянный скачокъ и пропала въ темнотѣ.

— Чортъ съ нимъ, крикнулъ Русановъ, врываясь въ конюшню, — спасай лошадей!

Солдаты гурьбой вломились на нимъ. Владиміръ бѣгалъ по стойламъ, рубя топоромъ поводья; солдаты помогали саблями; но когда пришлось выгонять лошадей, они не шли; выведенныя силой, отбивались и лѣзли въ конюшню; защелкали арапники, поднялась ожесточенная борьба между людьми и животнымиа. Первый нашелся трубачъ, смекнулъ затрубить сборъ; заслышавъ знакомые звуки, лошади одна за другой перескакивали порогъ, и съ распущенными гривами, хвостъ трубой, цѣлымъ табуномъ мчались при свѣтѣ пожара на сборное мѣсто; дробный топотъ гудѣлъ по окрестности.

А пламя все разливалось съ ужасающею скоростью; огромные языки ослѣпительнаго огня поднимались наискось, переходя въ багровый отсвѣтъ темнаго дыма; тысячи искръ и головней вились въ воздухѣ; на колокольнѣ гудѣлъ набатъ, заглушаемый гамомъ сбѣжавшагося народа. Лѣвый уголъ завода съ громомъ рухнулъ, запылала соломенная кровля сушильни, служившей конюшнею; вѣтеръ потянулъ на деревню.

— Помогите, отчаянно вопилъ Авениръ:- заводъ! ничего не пожалѣю! воды! воды!

Онъ бѣгалъ отъ одного къ другому, толкалъ крестьянъ, кинулся въ огонь, и не помня что дѣлаетъ, поотворилъ краны аппаратовъ, схватилъ обгорѣлое стропило, взвалилъ на плечо и вытащилъ на улицу.

Ротмистръ прискакалъ во весь опоръ и обнялъ закопченаго Русанова; солдаты начали было тушить, какъ вдругъ неподалеку послышались выстрѣлы; на воздухъ поднялась ракета, другая, третья; казачій пикетъ мчался по улицѣ; за нимъ валилъ народъ съ криками: "Поляки! Поляки!" Сумятица стала общею.

Солдаты бѣжали къ лошадямъ и сталкивались съ народомъ; офицеры скакали сломя голову, ободряя растерявшихся; загремѣли трубы. Съ другаго конца улицы надвигалась темная масса людей.

Ротмистръ послалъ Русанова въ объѣздъ. Но вдругъ передніе ряды мятежниковъ освѣтились мгновеннымъ блескомъ и разразися оглушительный залпъ. Кавалеристы отвѣтили не менѣе оглушительнымъ: ура! И понеслись на толпу въ пики. Толчокъ разнесся глухимъ гудомъ по деревнѣ.