Виктор Клюшников - Марево

Неподвижно вытянувшись къ окну, съ каждымъ звукомъ мѣняясь въ лицѣ, онъ все прислушивался къ звенящимъ флажолетамъ lusinzando до тѣхъ поръ, пока тихое гудѣнье, постепенно расплываясь, незамѣтно сошло на нѣтъ.

Малютка пролепеталъ что-то, но Русановъ, не слушая, кинулся къ окну.

— Инна Николаевна! крикнулъ онъ, едва совладавъ съ голосомъ: — Инна Николаевна!

Въ отвѣтъ ему послышался слабый крикъ, и что-то темное мелькнуло по комнатѣ.

Онъ разомъ очутился въ сѣняхъ и брался за ручку первой попавшейся двери.

— Куда! куда! какъ варомъ обдалъ его знакомый, съ лишкомъ годъ неслыханный голосъ.

На порогѣ, распахнувъ дверь настежь, стояла Инна въ сѣренькомъ платьѣ, съ принужденно-насмѣшливою улыбкой, а глаза такъ и ласкали, такъ и манили. Русановъ взялъ у ней руку, и глядѣлъ въ лицо дуракъ-дуракомъ.

— На порогѣ не здороваются, оправилась она и привела его въ маленькую комнатку, повторяя взволнованно:- я не хотѣла вѣрить письму…. Какъ же такъ?… Зачѣмъ вы здѣсь?…

— Въ Лондонъ. По дѣламъ…. запинался Русановъ, и оба покраснѣли, прочитавъ на глазахъ обоюдную ложь вопроса и отвѣта…. Они стояли въ замѣшательствѣ у столика, Инна потупившись, Русановъ глядя на нее.

— Очень рада видѣть васъ, проговорила она такъ сдержанно, что Русанова покоробило. — Ну, садитесь, гость будете, разсмѣялась она вдругъ, откидываясь на диванъ:- давно ли пріѣхали?

— Сейчасъ только, отвѣтилъ онъ, усѣвшись.

— Что? И не скажетъ? Все такой же тихоня! захлопотала она, и ужь тащила на столъ кофейникъ, зажгла голубое пламя въ спиртовой комфоркѣ и засновала по комнатѣ съ чашками и посудой. Русанова это не то чтобы шокировало, а какъ-то непріятно было ему видѣть ее такою, именно въ первое время свиданія; онъ не того совсѣмъ ожидалъ.

— А это помните? говорила она, грѣя надъ горячимъ паромъ булку:- нужда научитъ калачи ѣсть.

— Но что жь вы себѣ не наливаете? спросилъ онъ, не зная что сказать.

— Докторъ запретилъ, говоритъ: сердце и безъ того шалитъ…. Ну да ужь нынче куда не шло!

— Нѣтъ ужь въ такомъ случаѣ позвольте не позволить, остановилъ онъ ея руку; она загораживала чашку, смѣясь и наклоняясь къ нему. Русановъ только теперь вглядѣлся въ матовый цвѣтъ ея лица, прозрачно восковой, какъ лежалыя церковныя свѣчи; глаза будто усилили блескъ, щеки то обдавались легкомъ налетомъ румянца, то блѣднѣли еще внезапнѣе; нѣжныя жилки просвѣчивали на вискахъ, въ кистяхъ и тонкихъ пальцахъ аристократической бѣлизны…. Русановымъ овладѣло что-то щемящее, тоскливое. Онъ началъ говорить безъ умолку, разсказывалъ ей про Горобцовъ, про сосѣдей, про свою походную жизнь; она положила локти на столъ, оперлась подбородкомъ на руку, и уставилась на него мягкимъ взглядомъ.

— Не скучно вамъ по Украйнѣ? спросилъ онъ вдругъ.

— Ну, что напоминать о потерянномъ раѣ, грустно улыбнулась она.

— Какъ же вы время проводите? освѣдомился онъ, когда они кончили полдникъ.

— А по цѣымъ днямъ гуляю…. Хотите пройдтись, сказала она, взявъ накидку; онъ подалъ ей руку; она оперлась на нее, слегка вспыхнувъ и оправивъ рукава; словно чего-то робѣя, спустились они съ крыльца. Они шли мимо рѣшетки парка, живописно распланированнаго по холмистой мѣстности; влѣво мелькнула темная аллея, обсаженная высокимъ частоколомъ хвойныхъ деревьевъ, все ниже и ниже, почти у самой земли въ дальней перспективѣ; тамъ и сямъ стелется плавный извивъ широкой песчаной дорожки, а сбоку, словно прилизанная къ ней, пошла отлогимъ спускомъ лужайка съ тонкоствольнымъ деревцомъ посрединѣ, и такъ до сплошной купы вѣковыхъ липъ; дальше, зеркало пруда, съ опрокинутыми силуэтами вѣтвей, глубоко вдавленное въ крутые берега газона; за нимъ опять валъ, съ тѣнистымъ боскетомъ пожелтѣвшей листвы; по низу, въ чащѣ отводовъ, почти у самыхъ корней сквозитъ красное солнце и блѣдно-золотистое небо съ розовымъ отстоемъ и яхонтовыми полосками облаковъ, какъ ирризація старыхъ стеколъ, уходитъ въ прозрачную даль изъ темныхъ вырѣзокъ зелени…. А тамъ опять разбѣгаются дорожки, словно маня вглубь и обѣщая неистощимую роскошь новыхъ видовъ. Ни разу еще природа не являлась такою красавицей Русанову, и никогда еще не бывалъ онъ такъ холоденъ къ ней. Странное настроеніе вкрадывалось въ него; онъ какъ-то млѣлъ отъ прикосновенія любимой женщины, чувствуя съ какою довѣрчивостью она опиралась на его руку; но лишь только онъ взглядывалъ украдкой на худенькое, блѣдное личико, и жутко ему становилось…. "Нѣтъ, это что-то не то!" шевельнулось въ немъ.

— Досада какая, сказала Инна:- видишь, а войдти нельзя, кромѣ хозяина, гостей и садовника никому недоступно…

— Помните, не вытерпѣлъ онъ, точно жалуясь, — вотъ такимъ же вечеромъ вы какъ-то….

— Ничего не помню, живо перебила она, — нечего я помнить…. То не я была; то вотъ что….

Она нагнулась къ землѣ, такъ что длинныя пряди волосъ охватили запылавшее лицо, сорвала одуванчикъ и дунула въ бѣлую шапку; пухъ полетѣлъ и разсѣялся въ тихомъ вечернемъ вѣтеркѣ.

— А если я другое напомню? началъ Русановъ вполголоса и остановился; ему почти не хотѣлось договаривать.

— Какъ же! вскрикнула она и, выдернувъ руку, бросилась отъ него вдаль по дорогѣ на поляну, но не пробѣжавъ и половины, остановилась, вся запыхавшись, взялась за бокъ и какъ подкошенная прилегла на верескъ. Въ этомъ просторѣ водянистыхъ бугровъ, усѣянныхъ купами деревьевъ и живыхъ изгородей, охваченная густѣвшимъ сумракомъ, она показалась Русанову такою маленькою, слабою, беззащитною.

"Нѣтъ, не то," бродила неотвязная мысль.

— На что такъ уставать? упрекнулъ онъ уже съ братскимъ участьемъ, присѣвъ у ногъ ея:- надо беречь здоровье, его не вернешь.

— На что его беречь-то? разсмѣялась было она, да вдругъ оборвалась и взялась за грудь. — Вотъ опять сердце, почти простонала она.

— Укройтесь, пугливо подалъ онъ ей свое пальто; мысль о возможной потерѣ шевельнулась въ немъ чѣмъ-то ползущимъ, ядовитымъ.

— Ничего, прошло, улыбалась она, откидывая толстый драпъ.

— Извольте слушаться, настойчиво проговорилъ онъ, набросивъ его на плечи Инны;- сыро, домой пора, прибавилъ онъ такъ безцвѣтно, что и она замѣтила.

— Пора и вамъ, а то вы что-то раскомандовались.

— А можетъ-быть мнѣ и не пора, схитрилъ онъ, когда они дошли до дому.

— Вотъ это мило! до завтра! развеселилась она, и бросивъ ему на голову пальто, повернула въ дверь.

"Что жь это?" думалъ Русановъ, освобождаясь отъ импровизированнаго покрывала: "гдѣ тѣ восторги что я сулилъ себѣ? Я словно и не радъ…. Чортъ знаетъ что въ голову лѣзетъ, разозлился онъ самъ на себя, выходя изъ воротъ….

Вернувшись къ себѣ, Инна зажгла ночную лампочку, посидѣла немного въ полузабытьи, раздѣлась и, какъ утомленная, опустилась въ подушки.