Анатолий Курчаткин - Солнце сияло

У меня было такое сопротивление садиться за синтезатор Бочаргина, стоявший в дальнем углу и закрытый куском траурной черной материи, что я еле удержал себя от отказа. Я не отказался, потому что меня стали бы уламывать, меня уламывали бы - а я отказывался, и это выглядело бы так, будто я набиваю себе цену.

Но когда я подошел к синтезатору, снял с него покрывающий траур, увидел золотую латиницу, складывающуюся в волшебное слово "Emulator III", я физически ощутил, как внутри словно бы выстрелила пружина, метнула меня в воздух, и я поплыл-полетел по нему - как это бывает иногда во сне. Тысячу лет я уже не сидел за синтезатором. Тем более за таким. Вернее, за таким настоящим профессиональным синтезатором, на котором можно было сэмплировать хоть мычание коровы и стрекот кузнечика, - я вообще не сидел ни разу.

Уяснить, как он включается, как на нем ставится обычное звучание фоно, - на это ушло минуты полторы. Потом я прошелся по клавиатуре, пробуя ее упругость, приноравливаясь к ней, и с ходу въехал в ту самую композицию, о которой говорил Юра. Она отнюдь не принадлежала к тем, которыми я гордился, особо любил. Но мне было понятно, почему Юра попросил начать именно с нее. Я в ней порядком оттянулся, перемесив кучу стилей, как коктейль в миксере, возгнав их сначала в рвущую душу патетику, а затем над каждым безжалостно проиронизировав, вплоть до срывов в конкретную музыку и, судя по Юриным рассказам, такой микс был близок к тому, что делал сам Бочаргин. Конечно, играя вживую, без сэмплов, я не мог преуспеть в передаче конкретных звуков, но все же представление о них давало и фоно, а соль в конце концов была в ином.

Я играл, не думая ни о Бочаргине, напряженное лицо которого, когда уходил взглядом в левую часть клавиатуры, ловил периферическим зрением, ни о легендарном гитаристе с лицом-маской, оказавшемся наркоманом, я играл не для себя даже, я играл потому, что это был синтезатор. Такое мощное, убойное современнейшее орудие для извлечения звуков. Атомная бомба музыкальных инструментов.

- Хорош! - прорвавшись сквозь окружавшее меня облако атомного взрыва, донесся до моего слуха голос Бочаргина.

Я решил, это относится к разговору, возникшему за столом.

- Хорош, сказано! - снова прорвался в рождаемое мной атомное облако голос Бочаргина.

Теперь я понял, что обращается он ко мне, не к кому другому.

Моя композиция уже перевалила за середину, но до конца оставалось еще не меньше трети, и мне, естественно, раз уж я играл, хотелось доиграть. Я согласно кивнул, показывая, что услышал его, но новый крик Бочаргина заставил меня остановиться:

- Тебе сказано, не понимаешь? Хорош! Концерт нам, что ли, устраивать вздумал? Мы тебе сами устроить концерт можем!

- Бога ради, - пожал я плечами. Старательно делая вид, словно требование Бочаргина прервать игру меня ничуть не задело.

С преувеличенной медлительностью в движениях я выключил синтезатор, набросил на него обратно его траур и прошел к столу на свое место.

Во взгляде Бочаргина, каким он глядел на меня, была злоба.

- Ну? - сказал он со своей квадратной мрачной чугунностью. - Думаешь, все теперь должны бросать чепчики в воздух: ах, он явился?! Никто тебе ничего не должен. Пожри сначала говна, прежде чем конфетки есть.

Стыдно признаться, но я потерялся. Он мне выдавал, а я не знал, что ответить. Я не был готов к подобной агрессии. Чем я, собственно, заслужил ее?

Я посмотрел на Юру. Юра сидел, уставясь в стакан с водкой перед собой на столе, словно наблюдал там нечто захватывающее.

- Извините, - сказал я Бочаргину, - но я не понял вас. Вы бы могли повторить?

Конечно, я сказал это с внутренней издевкой. Но право, она была куда меньше, чем недоумение, которое я испытывал.

Маска лица у легендарного гитариста пришла в движение. Казалось, морщины на лице пытаются поменяться местами.

- Ты тут, слушай, косы нам не заплетай! У нас, гляди, стрижка под "ноль". - Он провел ладонью по своей лысой голове, похлопал по торчащей горбатой костью макушке. - Ты что, у кого прешь, тому хочешь продать? И пропрешься, думаешь? Тут место занято, без тебя тесно, тебе что, уступить должны? Никто тебе ничего не должен, слышал? Сам сбивай сметану, сам! Давай-давай! Не потащит тебя никто на загривке!

Только позднее, ощутимо спустя, мне станет по-настоящему ясно, о чем говорили Бочаргин с ветераном рока. А тогда я только хлопал глазами и ушами и что осознавал - так лишь оскорбительность их слов.

Я встал, взял со стула рядом с диван-кроватью, где возвышались богдыханами Бочаргин с ветераном рока, свою куртку и молча двинулся к двери.

- Опять ссать? - произнес мне в спину бас-гитарист Бочаргина.

- Хочешь подержать? - приостановился я на пороге.

- Да ты! - рванулся ко мне бас, не выпуская из рук стакана.

Я уже приготовился к рукопашной, сосредоточив свое внимание на стакане, который мог быть использован как холодное оружие, но бас дал себя удержать, и я без помех покинул гостеприимную комнату Бочаргина.

Назавтра в буфете Стакана Юра Садок, когда мы встретились за чашкой кофе, говорил мне возбужденно:

- Ты их прохватил! Ты их до печенок прохватил, просадил до крестца! Бочар решил, ты его слышал - и дерешь у него.

- Какое я его слышал, откуда?! - перебил я Юру.

- Ну так и я ему о том же, но его просадило: спер и спер!

- Болван он, твой Бочар, - сказал я. Вспомнил тот образ, который возник у меня впечатлением от Бочаргина, и добавил: - Квадратный болван.

Юра с горячностью запротестовал:

- Нет, ты не прав. Он просто столько в андеграунде просидел... у него мозги, конечно, вскипели. Его у нас до сих пор признавать не хотят, а на Западе знаешь как ценят?

- И канал бы тогда на Запад, где его ценят. Что он вернулся?

- Нет, тут все не так просто. - Юра, говоря это, взялся даже на миг за косичку. - Ценить ценят, а тоже не очень хотят чужаков пускать. Своя тусовка, свои понятия - и вдруг здрасьте, кто-то из России приперся.

- Так он же говорит, ему хорошо в андеграунде.

Юра покачал головой. В этом его движении была особая, весомая значительность.

- Нет, это непросто все. Очень непросто.

Он дорожил отношениями с Бочаргиным, он ставил их выше отношений с другими (например, со мной), - это было ясно еще и по вчерашнему его поведению.

- По-моему, Юра, - сказал я, - не много тебе уютней с ним, чем мне.

- Да нет, тут о чем говорить, - Юра усмехнулся. - Конечно, неуютно.

- А что же ты тогда с ним пасешься?

Юру, судя по тому, что он опять взялся за косичку, внутренне передернуло.

- Он с какими связями приехал, ты понимаешь? Мне как музредактору его связи можешь представить как нужны? Я "роллингстоунзам" позвоню, они мне что, клип свой бесплатно у нас прокатать дадут? А я их должен дать. А денег у меня на них - ни копья. Просек теперь?