Антон Чехов - Том 7. Рассказы, повести 1888-1891

Готовя рассказ для издания Маркса, Чехов изменил заглавие и внес исправления в первые две главы — произвел небольшие сокращения, заменил имена писателей, чьи книги читал студент в заточении (Шекспир, Байрон, Гомер, Вольтер, Гёте), словом «классики»; убрал фразу: «Последнею книгой, которую он прочел, был „Дон-Кихот“ Сервантеса, а предпоследней „В чем моя вера“ гр. Толстого…»

Самое существенное исправление заключалось в том, что Чехов целиком снял третью главу, изменив тем самым основную идею рассказа. Если во второй главе, на которой обрывается сказка, студент, просидев в заточении 15 лет, отказывается от двух миллионов, то в третьей главе, имевшейся в ранней редакции, он неожиданно появлялся в доме банкира и просил выигранные им деньги. Такой финал рассказа вызвал недоумение некоторых читателей (в чем же видит Чехов смысл жизни?). Так, А. Н. Плещеев писал ему 3 января 1889 г., что Д. В. Григорович, высоко оценивший другие рассказы Чехова этих лет (см. примечания к рассказу «Огни» * ), «… недоволен <���…> сказкой, напечатанной в „Новом времени“. От других тоже слышал отзыв, что она непонятна… как будто это прославление денег… что они всё в жизни» ( ЛН , т. 68, стр. 343).

7 июня 1903 г. врач А. Н. Попова обратилась к Чехову с просьбой разрешить ее спор с доктором (В. В. Чеховым): он утверждал, что читал рассказ «Пари» с иным, совершенно противоположным концом, чем тот, который известен по изданию Маркса ( ГБЛ ; Г. Прохоров . История одного рассказа. Неопубликованное письмо А. П. Чехова. — «Литературная газета», 1934, № 88, 14 июля). 17 июня Чехов ответил, что доктор совершенно прав. «В „Новом времени“ в восьмидесятых годах у меня был напечатан рассказ с таким концом, как он рассказывал Вам. Впоследствии, когда я читал корректуру, мне этот конец очень не понравился (теперь уже я не помню подробностей), показался не в меру холодным и суровым, я бросил рассказ; а потом выбросил конец, прибавил вместо этого конца строчки две-три, и получилось то, что Вы находите по идее диаметрально противоположным. Конечно, как я теперь сознаю, этот рассказ мне вовсе не следовало печатать в книге, и почему я напечатал, как это вышло — теперь я не помню, так как это было уже давно». Чехов неточен здесь в том, что он добавил для нового конца рассказа 2–3 строчки: он просто убрал третью главу, оставив конец второй без изменения.

В. Альбов в статье «Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова…» («Мир божий», 1903, № 1) писал о «безнадежно тоскливом настроении» Чехова конца 80-х годов. «Герой рассказа „Пари“ презирает всё человечество со всеми его великими и малыми делами, великими и малыми мыслями и это на том единственном основании, что в конце концов всё исчезнет и сам земной шар обратится в ледяную глыбу» (стр. 88). Рассказ Чехова вызвал и положительные отзывы современников. А. Б. Гольденвейзер записал 16 сентября 1901 г. в своем дневнике, что Л. Н. Толстому рассказ «Пари» понравился «оригинальностью замысла и мастерством письма» («Вблизи Толстого». М., 1959, стр. 98).

При жизни Чехова рассказ был переведен на болгарский, венгерский, польский и сербскохорватский языки.

Впервые — «Новое время», 1889, № 4696, 26 марта, стр. 3. Подпись: Антон Чехов.

Вошло в сборник «Хмурые люди», СПб., 1890, и включалось во все последующие его издания.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов , т. V, стр. 52–66.

Работу над «Княгиней» Чехов начал в ноябре 1888 г. А. С. Суворину он сообщал 15 ноября: «Пишу для „Нов<���ого> вр<���емени>“ рассказ. Описываю одну поганую бабу». 18 ноября он пояснил, что «рассказ застрял» и что он хочет писать рассказы в новом для себя «протестующем тоне», — «надо поучиться, но от непривычки скучно, и я виляю». Вероятно, Суворин месяц спустя напомнил Чехову о рассказе, потому что 19 декабря 1888 г. писатель сообщал: «„Княгиню“ напишу непременно <���…> Если успею сделать „Княгиню“ к 24 дек<���абря>, то телеграфирую». 23 декабря он обещал прислать рассказ в январе, а 26 декабря — «после 1-го».

О своей работе над рассказом Чехов писал далее в 20-х числах января 1889 г. В письме к А. Н. Плещееву от 23 или 24 января он называет «Княгиню» «канальским рассказом», которого он «еще не кончил». Разговор об этом рассказе, вероятно, был у Чехова с Плещеевым накануне, при их личной встрече (см. ЛН , т. 68, стр. 343–344). 2 марта 1889 г., в письме к Ал. П. Чехову он также сообщал: «Пишу рассказы. Скоро один пришлю в „Новое время“». 5 марта 1889 г. Чехов отослал «Княгиню» Суворину и при этом писал: «Чёрт с ней, она мне надоела, всё время валялась на столе и напрашивалась на то, чтоб я ее кончил. Ну и кончил, но не совсем складно. Если Вы не рассчитываете напечатать ее в скором времени, то пришлите корректуру. Я пошлифую». 11 марта 1889 г. он сообщал: «Корректуру „Княгини“ сейчас получил и завтра пошлю ее прямо в типографию».

5 ноября 1889 г. Чехов послал пересмотренный текст «Княгини» Суворину для сборника «Хмурые люди». Текст был исправлен и сокращен: устранены неоднократные извинения доктора перед княгиней за то, что он «не оратор» и «не умеет выражаться», а также некоторые резкие моменты в обличительных высказываниях доктора. Малозначительные поправки вносились в 3-е (1891), 6-е (1896) и 7-е (1897) издания сборника. Однако нововведения 7-го издания оказались не учтенными в издании Маркса, для которого был использован текст 6-го издания сборника «Хмурые люди». Небольшие изменения внесены также при включении рассказа в издание Маркса.

В критике рассказ получил высокую оценку.

Плещеев сожалел, что «Княгиня» не была отдана «Северному вестнику» (письмо Чехову от 22 мая 1889 г. — Слово, сб. 2 , стр. 265). Журнал «Книжный вестник» (1890, № 4, стлб. 159–160) в анонимном отзыве на первое издание сборника «Хмурые люди» относил «Княгиню» к наиболее значительным произведениям сборника, характеризуя ее как «коротенький очерк светской жизни и характеристики светской женщины». Ф. Е. Пактовский писал в связи с рассказом «Княгиня» о «деморализующем влиянии» среды на людей, в том числе и интеллигентных, типа доктора Михаила Ивановича (Ф. Е. Пактовский . Современное общество в произведениях А. П. Чехова. — «Чтения в Обществе любителей русской словесности в память А. С. Пушкина…» Казань, 1901, стр. 13–15). В. Альбов усматривал в героине рассказа то «животное» начало, которое, по его словам, «раньше всего и сильнее всего поразило» Чехова: княгиня — «порхающая „птичка“, в которой даже суровые, жаркие слова доктора не могли пробудить ничего человеческого…» (В. Альбов . Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова… — «Мир божий», 1903, № 1, стр. 90–91).

Е. А. Ляцкий, считая присущими Чехову «сплошные рассуждения», «слишком уж отвлеченные», высказываемые не людьми, а «мыслящими аппаратами», демонстрировал этот тезис на рассказе «Княгиня»: «Публицистический замысел настолько овладел автором, что он не заметил крайней неестественности сцены разговора доктора с княгиней, перед которой расточать перлы красноречия было немногим больше, чем метать бисер по известному евангельскому изречению. Фигура доктора осталась совершенно в тени, и рассказ много потерял в своей художественности, но это не помешало морали остаться моралью, весьма полезной для тех, кто в наши дни забывает притчу о „Богатом и Лазаре“» ( Евг. Ляцкий . А. П. Чехов и его рассказы… — «Вестник Европы», 1904, № 1, стр. 141–142).