Антон Чехов - Том 10. Рассказы, повести 1898-1903

В записных книжках Чехов сделал несколько записей, которые впоследствии использовал в рассказе «У знакомых»: «Женщина-врач, уже седеющая, впадающая в мистицизм. Имение скоро пойдет с молотка, бедность, а лакеи всё еще одеты шутами»; «Муж всё сопел, обзывал гостя милым, дорогим»; «Он был знаком с ж<���енщиной>-врачом, когда она была еще девочкой, тогда она была умна, теперь же постарела и многого не понимает»; «У мужа однобортный куцый пиджак, застегнутый так, что кажется, лопнет под напором толстой груди»; «Докторша затянута в корсет, большие рукава»; «Муж всё время озабочен тем, как удовлетворить свою животную натуру» ( Зап. кн. II, стр. 46, 47). «Полная девочка похожа на булку»; «Когда женщина любит, то ей кажется, что предмет ее любви устал, избалован женщинами — и это ей нравится»; «Женщина-врач затянута в корсет, высокие рукава, уже седеет, впадает в мистицизм» ( Зап. кн. I, стр. 70, 73).

Записи могут быть датированы октябрем 1896 — мартом 1897 г. Эти месяцы и можно считать временем возникновения замысла рассказа. Вначале Чехову виделись лишь отдельные действующие лица будущего рассказа: «женщина-врач, докторша», «муж» и «он, гость» — герой рассказа, причем первые два действующих лица сразу появились с характерными чертами их внешнего облика и поведения. Возможно, что не сразу все эти заметки связывались с одним и тем же замыслом: записи находятся среди заготовок, использованных затем в других рассказах 1897–1898 годов.

Летом 1897 г., во время вынужденного творческого простоя, вызванного обострением болезни и лечением, никаких новых записей, которые говорили бы о развитии замысла, сделано не было.

Осенью этого года, когда Чехов приехал в Ниццу, наступила полоса творческой активности. Тогда же, между 9 октября и 15 ноября, появились новые записи, относящиеся к задуманному рассказу. Возникло его название (а может быть, рабочее обозначение): «Крик» — и развиты характеристики действующих лиц; теперь фигурирует, помимо героя, докторши и мужа, новое действующее лицо, «жена»: «„Крик“: с ее мужем он раз встретился у кокотки и после этого не бывает у нее, было неловко, так как, зная тайну ее мужа, он участвовал в измене…»; «Что прикажете делать с ч<���елове>ком, к<���ото>рый наделал всякой мерзости, а потом рыдает»; «„Крик“: Он, т. е. муж, имел и имеет успех у ж<���енщи>н; они про него говорят, что он добрый, и потому и расточителен и непрактичен, что он идеалист. И они [жена и докторша] не могут удержаться от маленькой жестокости, чтобы не попрекнуть молодого ч<���елове>ка: „А ваше поколение, Жорж, уж не то“. При чем тут поколение? Ведь разница в летах только 8-10 лет, они почти сверстники» ( Зап. кн. I, стр. 79, 80). «„Крик“: Он имеет успех у ж<���енщи>н, про него говорят, что он идеалист» ( Зап. кн. III, стр. 17). Последняя запись появилась между 15 ноября и 13 декабря: «„Крик“: У жены есть сестра, на которой его хотят женить» ( Зап. кн. I, стр. 81).

Еще весной 1897 г. Чехов получил от Ф. Д. Батюшкова, незадолго перед тем ставшего редактором русского отдела журнала «Cosmopolis», письмо с просьбой о сотрудничестве в журнале. Сообщив, что в других отделах журнала были помещены произведения Г. Зудермана, А. Франса, П. Бурже, Р. Киплинга и др. зарубежных писателей, Батюшков продолжал: «… неужели в pendant к ним не удастся нам украсить русский отдел „Космополиса“ именем Антона П. Чехова?..» (письмо от 16 апреля 1897 г. — ГБЛ ).

Чехов ответил 21 апреля из Мелихова: «От всей души благодарю Вас за приглашение и вообще за Ваше письмо. Я непременно пришлю рассказ для „Cosmopolis’а“. <���…> Прошу Вас подождать до осени. Если же случится, в течение лета напишу рассказ, то я не замедлю прислать его Вам. Рассказ, по всей вероятности, не превысит полулиста».

В письме от 3 ноября Батюшков напомнил про обещанный рассказ: «Быть может, Вы захотели бы поделиться на страницах „Cosmopolis’а“ или какими-нибудь впечатлениями „международной жизни“, или сообщить очерк, рассказ, повесть — словом, как я Вам уже писал, всё, что выйдет из-под Вашего пера, будет принято с живой признательностью» ( ГБЛ ).

Чехов подтвердил свое обещание «написать рассказ для „Cosmopolis’а“ при первой возможности» и предполагал прислать его в декабре (письмо от 9 ноября 1897 г.). Но он был связан обязательствами по другим редакциям. Помимо рассказа «У знакомых», в это время в записных книжках намечено еще несколько сюжетов: о больном трактирщике, сестре-староверке и докторе и другие ( Зап. кн. I, стр. 78–81).

В начале декабря 1897 г. творческое воображение Чехова получило толчок извне, заставивший его опять вернуться к рассказу, в котором участвуют молодой человек, женщина-врач, жена и муж. Это были письма от М. В. и А. С. Киселевых, владельцев усадьбы Бабкино, где Чехов жил на даче три лета, в 1885–1887 годах.

Письма от Киселевых были уже неожиданностью для Чехова: в последний раз в Бабкине он был в декабре 1889 г., последний раз видел М. В. Киселеву в 1890 г., переписка с Киселевыми, активная вначале, почти полностью прекратилась, хотя тон этих редких писем с обеих сторон продолжал оставаться дружественным. Киселевы в письмах от 1 и 2 декабря подробно рассказывали о бабкинском имении, о надвинувшейся старости, о выросших детях (см. подробнее о них в т. VII Писем).

На связь рассказа «У знакомых» с этими письмами прежде всего указывает то, что в его текст Чеховым почти без изменений были включены слова из письма Киселевой. Киселева писала: «Я так изменилась, Антон Павлович, — не говорю физически, — что часто сама не узнаю себя <���…> я убедилась в одном: случайности не существуют. В пору моих самых жгучих тревог у меня было несколько случаев ясновидения, да такого, что вся семья моя уж не глумится более над „вздорными“ вопросами. <���…> Странности эти произвели такой переворот во всех нас, что мы точно вновь родились…» ( ГБЛ ). Ср. слова Вари в рассказе (стр. 15).

Внимательное изучение общей ситуации и отдельных деталей рассказа позволяет говорить о конкретном, «бабкинском» его колорите, а в А. С. Киселеве видеть прототип одного из героев рассказа, Сергея Сергеевича Лосева.

Топография и хронология рассказа во многом совпадают с тем, что было знакомо самому Чехову по пребыванию в Бабкине. Подгорин «живал в Кузьминках» «лет десять — двенадцать назад», во флигеле, рядом с большим домом с террасой. Приметы, по которым в памяти Подгорина встает картина прошлой жизни в Кузьминках, известны по воспоминаниям о пребывании Чехова в Бабкине, мемуарам М. П. Чехова, М. П. Чеховой, Н. В. Голубевой, Е. К. Сахаровой, А. С. Лазарева (Грузинского).

Тема пришедшего в упадок некогда прекрасного уголка, помещичьего имения, в значительной степени навеяна историей разорения Бабкина. К 1897 г. Бабкино было таким же разоренным имением, как Кузьминки в рассказе «У знакомых». Разорение началось уже давно — об этом Чехов знал из писем Киселева ( ГБЛ ). Среди писем Киселева к Чехову нет почти ни одного, где бы не содержались жалобы на ухудшающееся положение в имении.