Антон Чехов - Том 16. Статьи. Рецензии. Заметки 1881-1902

На двух мраморных тумбах стоят птичьи чучела, работы Бориса Мельницкого. Орел, тетерев, курочка и зайчик стоят как живые и напоминают соскучившейся, утомленной публике о просторе, в котором они обитали до тех пор, пока их не подстрелили и не начинили деньгами Воспитательного дома * . По одну сторону чучел сидят подсудимые; сзади них цвет нашей адвокатуры с Пржевальским во главе. По другую сторону темнеют ряды присяжных заседателей с белеющим пятном — большим лбом актера Музиля. Впереди — суд с бледным Демосфеном-Ринком во главе, позади публика, чувствующая себя в положении сельдей в непочатом бочонке и нервно прислушивающаяся к звукам. Картина хорошая.

Судятся дети проворовавшегося отца. Отец, строгий, требующий от детей безусловного повиновения и уважения к собственной бородатой особе, мечтающий о путешествии на Афон, молящийся по 4 часа в день, уворовывает самым подлым образом 300 000. За кражей следует целый ворох лжи, лицемерия. Он украл у детей для детей и делится с последними. Боря, Варя, Валя и прочие получают по львиной порции. Но все это, впрочем, не важно, старо. Мало ли воров переловлено на Руси от Рюрика до сегодня и мало ли фарисеев видим мы, плавая по житейскому морю?

Немножко новое и любопытное в описываемом процессе есть только одно обстоятельство: на скамье подсудимых сидели люди порядочные , не испорченные, образованные. Сын Мельницкого Борис кончил курс в техническом училище. Он молод и всей душой предан естественным наукам; зайчик, сделанный им, получил бы на выставке медаль. Поглядите на его безбородое, юное лицо и вы узнаете в нем хорошего, рабочего студиуса. Варенька, дочь фарисея, еще гимназистка. Грех и подумать о ней что-либо скверное. Остальные подсудимые получили от свидетелей самые отменные свидетельства о поведении. И эти порядочные люди были виновны в разделении казначейского куска. (Публика, по крайней мере до конца процесса, не была уверена в оправдательном приговоре.) Они не сумели противустоять натиску папеньки-фарисея и не вынесли борьбы.

Интересно знать, что запоют эти порядочные, образованные и… ну, хоть честные люди, если им придется вынести на своих плечах более почтенную борьбу? Бывают ведь сражения и посильнее, и посерьезнее, и попочтеннее, чем с папашей, желающим украсть.

Передо мною объявление от книжного магазина Леухина * , пахнущее почему-то луком и предбанником. Больших афишных букв, восклицательных знаков и рисунков (наполовину скраденных у Богданова, наполовину сработанных на спичечной фабрике Гессе в Рузе) больше, чем на небе звезд, наставил на своем объявлении беззастенчивый издатель г. Леухин. Беззастенчивость его еще выше беззастенчивости г. Земского, тоже, с позволения сказать, издателя, выпустившего на днях для легковерных провинциальных покупателей белиберду о гадании и спиритизме * .

Вот перлы леухинского объявления:

Убийцы, гризетки, каторжники и бунтовщики, или типы трущоб темного и белого царства.

Возбудитель удовольствий жизни, веселья, любви и счастья, или сокровище для развлечения и приятного времяпрепровождения.

Школа увеселения… Подарок любви (несчастной?) и пикантные мотивы для обоих полов и всех сословий.

Альбом любви и наслаждений.

Портфейль секретных развлечений, или тайны любовной школы.

Всего не сочтешь. Не хватает только книги « Берегите карманы! » Все бесконечно и пошло, как самое пошлое шарлатанство. Но безграмотные объявления делают свое дело: легковерный провинциал попадается на удочку и высылает деньги издателю.

Французы хороши не только у себя во Франции. На праздниках они соорудили в Благородном собрании такой бал * , какого давно не видала Москва. Билет за вход стоил 6 руб. Но не жалко было этих денег. Французы взяли их недаром. Они шикнули перед московской публикой и дали ей все то, что может дать за русские деньги подвижной французский человек.

Зато жалко было рубля, который пришлось заплатить за вход на гулянье в Манеже. Сколько было вкуса на французском бале, столько самой ярой казарменной безвкусицы расходовалось заправилами манежных гуляний. Размалеванные рожи на стенах, музыка, от которой бегают по спине мурашки и лопаются барабанные перепонки, самоделковый Петрушка, хохлацкий водевиль, ломающиеся акробаты и другие прелести. Ходишь, ходишь по Манежу, и совестно делается: серьезный мол, человек, а куда попал! Гулянья эти устроены с благотворительною целью, но не думаю, чтобы эта цель могла оправдать неряшливое отношение к публике, дающей рубли.

Злоба и вопрос московского дня должны быть ошиканы за свою малость. Ничтожество им имя! * Оба они, злоба и вопрос, состоят из одного только «Путешествия на луну» * . Этою пьесою мы живем, ею одной дышим, ею и бахвалимся. Кроме нее у нас нет никаких других событий и случаев. О ней об одной, стало быть, как ни горько, и писать приходится…

«Путешествие на луну» состоит из 4-х действий и 14 картин. Пьеса эта грандиозна, помпозна, как свадебная карета, и трескуча, как миллион неподмазанных колес. Чудовищные выстрелы, верблюды, извержение вулкана, длинные процессии из позолоченных людей, стучащие кузницы с печами и другие сценические ужасы поражают в ней всякого, получившего даже среднее и высшее образование, а когда глядишь на декорации, то вполне веришь молве, гласящей о том, что г. Лентовский затратил на постановку своего «Путешествия» 51 169 рублей и 23 копейки. Декорации до того хороши, до того дороги, что просто… жалко делается, что такую федору, как эта пьеса, нарядили в такое роскошное платье. Сюжет пьесы заимствован.

Три земных обывателя садятся в громаднейшую пушку; раздается выстрел, от которого вздрагивают даже извозчики, дремлющие на улице, и обыватели летят на луну. На луне они находят жизнь, мало похожую на наше земное прозябание, — поле широкое для легкого юмора и колючего острословия! Но авторы не сумели прокатиться по этому полю, и получилось нечто такое, за что даже и снисходительные читатели «Развлечения» не сказали бы спасибо. Во всех 14 картинах авторы пускают шпильки в адвокатов, инженеров, кассиров и других обычных козлов искупления. Недостает для полной коллекции только тещ и калужских мужей. И на эту белиберду потрачено 51 237 рублей и 19 копеек! Ах!

Еще и сегодня желающие могут узреть во многих молодых головах туман, оставшийся после Татьянина дня. Страсть сколько было трахнуто! Пили, пили и пили… Татьянин день проходит в Москве особенно весело. В этот день нет занятий ни в одном учебном заведении, ни в гимназиях, ни на курсах. (Впрочем, в этом году на курсах Герье почему-то читались лекции…) Вся молодежь гуляет на все свои дивиденды, во все тяжкие и во всю ивановскую. После обедни и акта с традиционной ученой речью * толпы по обычаю шествуют в «Эрмитаж». Там начинаются обильные и шумные возлияния. В уста льются спиртуозы, а из уст выливаются словеса и… какие словеса! В этот день позволяется говорить все, даже и такое, чего нельзя напечатать в «Осколках». Говорят о долге, чести, науке, светлом будущем…