Андрей Курков - Не приведи меня в Кенгаракс

- В работу али так пришли? - дворник спрашивал хрипловатым голосом, будто старался выглядеть посуровее.

- Да я же почтальон, а этот не из наших, чужой, - рыжебородый кивнул на второго, который был помельче телом и бородка у него оказалась редкой, с трудом пробившейся сквозь сухощавую кожу щек и подбородка. - Тут письмо уже третий год ношу по факелам, никак адресата не отыщу. Уже раза четыре опаздывал к нему.

- А как твоего адресата звать-то? - дворник смягчил голос.

- Смуров...

- Был такой, - кивнул дворник. - Сашка Смуров. Еще недавно был и ушел.

- Опять опоздал! - чуть не заплакал почтальон. - А куда ж он подался, на какой "Факел"?

Дворник развел руками.

Турусов задумчиво смотрел на "кладбищенский" список и вдруг обратил внимание на надпись "Смуров А.П. 1942-1986".

- Так вот же он! - крикнул Турусов. - Здесь в списке!

- А шо ж он сам то... - дворник ошарашенно выпучил глаза. - Ни мне не сказал... А ну, где он там...

Дворник подошел к списку, склонился, изучая.

- Так и есть. Последним уходил... Хоть бы сказал, что насовсем...

- Значит, адресат выбыл, - вздохнул почтальон. - Что ж теперь?

- Эй, там не Пашка? - крикнула, подходя торопливым шагом, Клавдия Николаевна.

- Да не, - ответил ей дворник. - Это почтальон с кем-то. Письмо принес...

- Кому? - запыхавшаяся бабуся остановилась рядом.

- Да уже некому! - махнул рукой дворник.

- Возвращать придется, - безрадостно покачал головой рыжебородый почтальон. - А где этого, который послал, искать? Опять по "Факелам" шастать!

- А ты не переживай, сынок! Неча так серьезно ко всему! Сожги или выкинь его и дело в порядке.

- Нельзя, - враз посерьезнел почтальон. - Тот-то будет думать, что получил адресат его письмо, а вдруг там что важное?

- Так возьми и прочитай! - подсказала Клавдия Николаевна.

- Это не по-честному! - недовольно проговорил дворник. - Так даже там, где я раньше был, редко делали. А тут и вовсе нельзя.

- Вы же мне помочь обещали! - неожиданно зашипел на почтальона пришедший с ним хрупкий человек с редкой бородкой на утонченном лице.

- Ну, вот и спрашивайте их! - почтальон показал взглядом на дворника.

- Я извиняюсь... У меня тут дело... - заикаясь, заговорил хрупкий. Я из европейской части прибыл в командировку. Поможете?

- Чем тебе помочь? Деньги, что ли, нужны? - спросил дворник.

- Нет. Я по переписи... то есть переписчик неучтенного населения. Переписываю сколько и кого на "Факелах" живет.

- Ну, эт я не знаю, - дворник глянул на переписчика. - Тут постоянных нет, это для приходящих гостиница. Тут только постояльцы, а так каждый день кто-то приходит, другие уходят...

- Ну, а таких, которые более или менее постоянно разве нет?

- Постоянно? - дворник на минутку задумался, поглаживая уже аккуратно обрезанную бороду. - Вот эти, что ли? - он показал на выбитый в бетоне список.

Хрупкий мгновенно ожил, перестал заикаться. Он машинально стащил с плеча рюкзак, вытащил тетрадь и принялся аккуратно переписывать фамилии и даты.

- Это уже что-то! - довольно произнес он. - Итого мною уже выяснено тридцать четыре тысячи сто две человеко-единицы. Если б еще знать, сколько всего этих "Факелов", чтобы зря не рыскать по морозу!

- А вы, видать, из Москвы? - дворник окинул переписчика приценивающимся взглядом.

- Это вы по акценту определили? - дружелюбно спросил хрупкий.

- Да не, порода у вас столичная, тонкая. Я таких много встречал. Их в начальники любят брать, а на другое они не годны...

- Для другого другие есть! - переписчик закрыл тетрадь и улыбнулся. Каждому свое! Вот закончу свое дело и сам буду других по командировкам рассылать. Может, когда-нибудь с кем-нибудь я вам приветик передам.

- За приветик спасибо, - усмехнулся дворник. - Ладно, вы погодьте, а мне еще надобно вчерашний мусор сжечь, - и он отошел на метров пять в сторону трубы, где, сметенные в кучку, лежали обрывки каких-то бумаг.

Дворник чиркнул спичкой и юркий огонек заплясал по мусору.

- Это вы не документы сжигаете? - подошел хрупкий переписчик и с интересом наклонился над маленьким костром.

- Да откуда тут документы? Слава богу, тут их и выписывать некому!

- Э! Да это же деньги! - выкрикнул переписчик. - Что же это вы себе позволяете? Наши родные деньги в огонь?

- Сразу видать, что оттуда прибыл! - хмыкнул дворник. - Такой бы мою работу враз запорол! О как над деньгой порченой дрожит!

- А, порченая... - переписчик закивал, с нескрываемой жадностью глядя на костер.

- Ну, все, отогрелся и в путь, - грустно протараторил почтальон себе под нос.

- Остались бы на пару деньков! - дружелюбно предложил дворник. - Тут вот и постояльцы новые неплохие... Подумали бы о чем...

- Нет, нельзя. Вот письмо это возверну, отыщу того, кто писал, тогда и отдохну. Надо ж сперва долг исполнить.

- Да. Долг надо, - согласился дворник. - Но уж коли вернете, то ждем вас тут.

Переписчик засуетился, опять стал заикаться.

- А я... а мне куда лучше?.. Я с вами? - он заискивающе заглядывал в глаза почтальону. - Может, останемся, отдохнем...

- Вы, если хотите, отдыхайте. Вы человек государственный, а мне надо письмо вернуть...

- Так я же без вас никуда не выйду!

- Вам решать. Я на другой "Факел" сейчас, а то вдруг опоздаю. Рыжебородый почтальон запихнул письмо за пазуху и кивнул постояльцам на прощание.

Потом решительно зашагал прочь, в темноту.

Переписчик съежился, стал еще меньше, забегал глазками по сторонам, вопросительно-умоляюще впился взглядом в глаза дворника, но не получив в ответ ничего, молча побежал догонять почтальона.

- Экая рыба! - задумчиво произнес дворник вслед хрупкому. - Пескарь, а сам сомов пересчитывает. Как пастух свое стадо!

Они молча постояли еще несколько минут. Порченные деньги уже тлели. Умирающая искорка боязливо суетилась на уже сгоревшей бумаге.

Клавдия Николаевна с жалостью глядела на истлевшие деньги.

Дворник все еще думал о переписчике, а Радецкий с Турусовым обменялись ничего не значащими взглядами и задумались каждый о своем.

- Прилягу, пожалуй, - нарушил тишину дворник. - Все-таки, там ночь.

Он подошел к своей лежанке, закинул под нее метлу и накрылся чем-то похожим на чехол для автомобиля.

Радецкий зевнул и тоже прилег на лежанку.

- И ты, сынок, отдохни! - обернулась к Турусову Клавдия Николаевна. Все одно Пашка поздно вернется.

Турусова тепло разморило быстро, даже деревянная лежанка показалась мягкой и удобной.

Вскочили от бабушкиного крика:

- Родной ты мой, сыночек! - причитала она срывающимся голосом, протягивая руки навстречу приближавшемуся мужчине лет сорока.

- Здравствуй, мама! - хрипловато, но нежно сказал он, подошел к ней и трижды поцеловал в щеки.

- Много ли добыл? - спокойно спросила Клавдия Николаевна, строго глядя в глаза сыну.