Федор Сологуб - Том 8. Стихотворения. Рассказы

В это лето все окружающее казалось Кратному особенно враждебным и зловещим. И потому его воображение работало особенно болезненно. Далия же в последнее время очень нервничала. Была неспокойна. Часто сердилась на своих детей. Точно завидовала их беспечной веселости и самоуверенности.

У Кратного было два сына, веселые мальчишки — Гука и Мика, четырнадцати и двенадцати лет, и дочь Верочка, семнадцати лет, тоже веселая и бойкая; все они были красивые, сильные, рослые. У них была своя особенная жизнь, которой Кратный не понимал и к которой не мог и не хотел примениться. По капризу сильного умом и душою и много размышляющего человека он думал, что только его мысли и настроения верны. Чужую мысль он схватывал на лету, легко и свободно, но уважать ее не мог. Дети казались ему слишком сильными, слишком обыкновенными и потому странными. Они были очень уверенные и самостоятельные и в то же время не отличались никакими особыми талантами. Учились неплохо, но ни в чем не отличались. Были хорошими товарищами и тоже держались в какой-то средней плоскости, — не влияли на других и не поддавались влиянию вожаков. Умели взорвать чью-нибудь попытку верховодить, но сами верховодить не хотели, да и не умели. Никогда нигде не были первыми, но не были и последними.

— Золотая середина, — досадливо говорил иногда о них Кратный.

Кратному неприятно было думать, что у него, так успешно работавшего в своей области, дети будут заурядными людьми. И ему была непонятна эта смелость и уверенность посредственности. Иногда он с досадою думал, что его семья являет как бы прообраз будущего человечества, — счастливая и бездарная, уверенная и тупая толпа, все действия которой элементарно правильны и которой не надобно вождей и героев.

Далия тоже не понимала своих детей, но она этого не замечала, и потому ей с ними было легче, чем ему. Они мало с нею считались, и ей казалось, что они ей послушны. Никогда с нею не споря, они все делали по-своему и умели делать это так, что она никогда не замечала их своеволия.

Сегодня все трое детей Кратных уже с раннего утра были у берега на даче Балиновых. Верочка с Володею Балиновым и с братьями спустилась к реке. Здесь ее братья, Гука и Мика, шалили у воды, высоко подобрав синие штанишки, разбрызгивая загорелыми ногами холодноватую воду, а Верочка спорила до слез с Володею. Володя дразнил ее нарочным спором, улыбчивый, тощий и хмурый. Верочка краснела и хмурила брови.

Наверху, у взрослых, было свое. Наталья Степановна Балинова торопила кухарку печь в дорогу ватрушки. Ватрушками она очень гордилась, — старый семейный рецепт, переживший незапамятные годы. Ее дочь, Калерия Львовна, сидела на скамейке под окнами дачи, то смотрела на Волгу, то опускала невнимательные глаза на книгу, — она читала этот роман уже четвертый день, и он ей наконец надоел. Разговаривать с людьми она не любила. Ее жених был в плену, и она хотела в жизни пока только одного, — чтобы скорее кончилась война и он вернулся бы. Сначала она тосковала о нем и плакала. Когда он попал в плен, она успокоилась, — не убьют, вернется. И опять, как до войны, стала носить красные сарафаны.

Когда Кратный с женою подходили по берегу к саду маленькой дачи, ватрушки все еще не были готовы, но Наталья Степановна сердилась на Кратных, ворчала и упрекала их. В то же время к пристани подошел пароход. Немногочисленные приезжие вышли по шаткой доске, брошенной с пристани на борт парохода, несколько человек ждали очереди входить.

Завидев Кратных, Наталья Степановна заворчала:

— Ползут наши улитки. Наконец-то, — сказала она громко. — А мы вас ждем, ждем.

Калерия подняла глаза от книги, встала и вяло усмехнулась. Оттого, что ее сарафан был ярко красен казалось, что ее лицо молодо, свежо и румяно и незаметны были усталые складки около губ.

— Пароход! — кричали снизу мальчишки. — Сейчас отходит.

Балинова наскоро завязывала ватрушки. Говорила суетливо:

— Идите, я вас догоню. Скажите, чтобы минутку подождали. Если Иван Порфирьевич, он подождет.

Калерия побежала вперед, Кратный и Далия пошли за нею. Но уже пароход отходил как раз в то время, когда Кратный и Далия подходили к тому месту, где дорожка спускалась круто вниз, к пристани. Мужики с палубы парохода кричали им что-то грубое и насмешливое. Наталья Степановна, запыхавшись, подбежала к верхнему краю спуска и остановилась, говоря сердито:

— Вы всегда опаздываете!

Далия оправдывалась… Так многословно говорила и так ожесточенно, — и выходило, что все виноваты и что она давно бы пришла, если бы ей не мешали.

— По хозяйству. Вы не знаете, какая она бестолковая, наша Паша. Воды не добьешься. И в самый последний момент, когда уже надо уходить, вдруг у нее какие-нибудь дела.

Калерия не спорила и не упрекала. Она спокойно села на скамейку близ дома путевого сторожа и спрашивала:

— Что же теперь делать?

— Ну что ж! — решила Далия. — Сядем на следующий пароход.

Она никогда не знала времени, и ей всегда казалось, что если подождать, то все же можно приехать вовремя. Поэтому всегда везде опаздывала, чем приводила мужа в отчаяние.

Наталья Степановна с раздражением говорила:

— Следующий пароход придет только через два часа. Когда же мы туда попадем? К вечеру.

Обыкновенно она была спокойная и любезная женщина, и ее раздраженный тон был непонятен ей самой. Тем более что времени было еще много. Был одиннадцатый час в начале, и до Берлогина, куда они хотели ехать, пароход шел около получаса. Калерия подумала, что красный цвет ее сарафана раздражает мать. Она вяло усмехнулась. Подумала: «Не надеть ли другое платье?»

Но ей стало скучно думать о том, что придется переодеваться.

«Нет, останусь так!»

Прибежали снизу мальчики и Верочка, очень огорченные неудачею. Упрекали мать все наперебой:

— Мамочка, с тобою всегда опоздаешь.

Далия прикрикнула на них:

— Ну пожалуйста, без наставлений. Вы одинаково весело можете провести время и здесь на берегу.

Гука сказал весело:

— Если бы мама была царицею, она вставала бы в семь часов вечера.

— Ну, и глупо, — сердито крикнула Далия. — Я сегодня в семь утра проснулась.

— А встала?

— А если она мне чаю целый час не несла? И башмаки?

Стали рассуждать, что же теперь делать. Было три выхода: Ждать следующего парохода? Нанять лодку? Идти пешком?

Наталья Степановна советовала ждать парохода. Ей приятно было думать: «Вот опоздали, так теперь подождите».

Калерия Львовна хотела нанять лодку. Медленное движение вниз по реке всего более соответствовало бы ее тоскливо-бездеятельному настроению.

Далия настаивала:

— Пойдемте пешком.

Сообразив, что ждать два часа скучно, уже она отказалась от мысли сесть на следующий пароход. А ехать в лодке так далеко она не хотела. Далия боялась воды с тех пор, как ее двоюродный брат утонул десять лет тому назад. Он погиб при загадочных обстоятельствах, и нельзя было решить, утонул ли он, купаясь, или его утопили. В деревне, где это случилось, ходили темные слухи, но дело осталось невыясненным. Далии казалось с тех пор, что вода притягивает. Когда она долго смотрела с высокого берега на реку, у нее кружилась голова, и она отходила подальше. Но все же она любила воду, реку и море и даже купалась. Очень сложно было ее отношение к воде, — любовь, страх, неодолимое влечение и темная жуть.