Иван Бунин - Том 9. Освобождение Толстого. О Чехове. Статьи

«Чем больше он думал в те часы страдальческого уединения и бреда, которые он провел после своей раны, тем более, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Все, всех любить, всегда жертвовать собой для любви значило — никого не любить, значило — не жить этой земной жизнью…» (Прим. И. А. Бунина).

«Ну, хорошо, у тебя будет шесть тысяч десятин в Самарской губернии, триста голов лошадей. Ну и что же из этого? Что потом? Ну, хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире — ну и что ж? Что потом?» («Исповедь»). (Прим. И. А. Бунина).

«Разве не тогда приобретал я все то, чем я живу теперь?» Приобретал и тогда, но сколь бесконечно мало в сравнении с тем, что приобретал на этом пути! (Прим. И. А. Бунина).

«Тогда не было ни смерти, ни бессмертия». Ригведа. (Прим. И. А. Бунина).

«Пусти, пусти меня!» Это и значит: «Вон из Цепи!» Но что там, за Цепью? «Пойди, посмотри, чем это кончится? Надо, надо думать!» (Прим. И. А. Бунина).

Гордость кн. Н. С. Волконского, деда Толстого по матери, тоже была достойна поговорки. (Прим. И. А. Бунина).

Одна из важных черт его характера: он был очень застенчив. (Прим. И. А. Бунина).

Однажды он едва не погиб на медвежьей охоте. Правила такой охоты требуют отоптать вокруг себя снег на том месте, где стоишь, чтобы дать свободу движениям. Он и тут пренебрегает обычным: «Вздор, в медведя надо стрелять, а не ратоборствовать с ним» — и становится по пояс в снегу. Из лесу на него выскакивает громадная медведица, он стреляет в нее и промахивается, стреляет еще, в упор, но пуля застревает у нее в зубах, и она наваливается на него, — глубокий снег не дал ему возможности отскочить в сторону, — начинает грызть ему лоб; спасло его только то, что подбежал другой охотник и застрелил ее. (Прим. И. А. Бунина).

На кумыс в Башкирию он ездил не только для поправления своих легких и отдыха от всяких своих работ, но и хотя бы временного освобождения от того мучительного бремени, которым всегда была для него городская жизнь: «от времени до времени он испытывал особенную тягу к природе и к первобытному существованию». И в Башкирии воскресал и душевно и телесно с необыкновенной быстротой. (Прим. И. А. Бунина).

Он сам виноват, между прочим, и в том совершенно нелепом мнении, которое утвердилось за ним как о художественном критике: «Ни в грош не ставил Шекспира и восхищался бездарным писателем из народа Семеновым!» Семенов стал знаменит в этом смысле. Но вот несколько строк из одних воспоминаний насчет этого Семенова: «Однажды Л. Н. неожиданно вошел в залу, где читали вслух рассказ Семенова. — Как фальшиво! Ах, как фальшиво! — сказал он, морщась. Но, дослушав до конца, где говорилось о развращающем влиянии города на чистую деревенскую душу, он вдруг с особым жаром стал расхваливать рассказ: заставил себя расхваливать». (Прим. И. А. Бунина).

пушечное мясо (франц.).

Вы законченное маленькое животное (франц.).

Какая прекрасная смерть (франц.).

Курсив Толстого. (Прим. И. А. Бунина).

Курсив Толстого. (Прим. И. А. Бунина).

вечно единственное (нем.).

Вечное молчание бесконечных пространств пугает меня (франц.).

Здесь и далее курсив И. А. Бунина.

Далее следуют выписки из рассказов «Дама с собачкой», «Ионыч», «Невеста».

В присутствии врача все полезно! (лат.)

Я не вижу, о чем писать (франц.)

Восстановление в первозданном виде (лат.)

Ничто человеческое не чуждо (лат.)

Не много слов, но много смысла (лат.)

Кто хочет понять поэта, тот должен отправиться в его страну (нем.)

Курсивы мои. (Прим. И. А. Бунина.)

Я думал найти дружбу, но нахожу только холодную и подчеркнутую вежливость и небескорыстное внимание (франц.)

Род Баратынских древний и ведет свое происхождение от древнего польского рода герба Корчек. В словаре Брокгауза и Эфрона говорится, что правильнее писать «Боратынский», а не «Баратынский». (Прим. И. А. Бунина.)

Курсивы мои. (Прим. И. А. Бунина.)

Курсив мой. (Прим. И. А. Бунина.)